Базельские колокола - Луи Арагон

понравилось, потому что он повторил несколько раз: гандикапом. Этого, редкого по своим качествам, офицера ожидало самое блестящее будущее. Известно, что он считает себя женихом мадемуазель Симонидзе. Конечно, он, как рыцарь, не захочет взять обратно своего слова. И, конечно, никогда министерство, которое слепо, просто слепо доверяет капитану Тьебо, не даст мужу мадемуазель Симонидзе тех назначений, которые ожидают капитана Тьебо. Мадемуазель Симонидзе, конечно, понимает. Интересы национальной обороны… Иностранка всегда останется иностранкой, к тому же политические убеждения мадемуазель Симонидзе… Конечно, возможно, капитану Тьебо неизвестны все подробности жизни мадемуазель Симонидзе. Было бы так хорошо, так красиво со стороны мадемуазель Симонидзе понять, самой начать разговор, сказать капитану…

Катерина слушала гостя, не перебивая. Её брала то ярость, то отвращение. И вдруг выгнала его вон; на лестнице он опять обнаглел, он предлагал ей хорошенько подумать.

Она вызвала Жана и рассказала ему всю сцену. Он страшно побледнел. Что он может сделать? Кому пожаловаться?

— И вы думаете, — сказала Катерина, — что я соглашусь из-за вас терпеть такие неприятности? Из-за удовольствия вас видеть? — И она его выгнала, как выгнала полицейского.

Жан так никогда и не узнал, что в эту минуту он упустил свой единственный шанс: если б он тогда сказал, только сказал, что уйдёт из армии, может быть, она бы его полюбила. Да, но Родина? Но — Долг?

XXII

Соланж опять выходила замуж. За довольно богатого человека, фабриканта с севера Франции. Тридцать лет. Отцовское состояние уже на руках; сын старого друга Ионгенсов, которого они потеряли из виду. Словом — подходящая пара. Они встретились благодаря господину де Хутен. Случайно.

Пьер Лефрансуа-Гезэ провёл свою бурную молодость, если верить Марте, в Париже. Теперь приходилось вернуться в окрестности Лилля, в кирпичный замок, откуда он будет управлять фабрикой. В Париже он оставляет за собой небольшую квартиру, недалеко от пансиона Марты. У него было две машины. Он хорошо знал женщин. Соланж будет счастлива.

Не откладывая в долгий ящик, в два месяца всё было сговорено. Катерина, которой в этот день нечего было делать, усталая, — она не понимала отчего, и колено тоже что-то болело, — пошла на свадебный бал.

Жорис де Хутен не мог присутствовать на балу, ему пришлось отлучиться куда-то по делам; он позвонил по телефону, в то время как гости стояли вокруг устроенного кондитерской Гансэ (той, что на авеню Виктор Гюго) буфета и ели птифуры. Марта очень огорчилась, очень.

Говорили главным образом о краже «Джиоконды».

Катерина с любопытством разглядывала новобрачных. Его она видела в первый раз. Несколько одутловат, но в общем не дурён собой; хорошо знаком со всеми видами спорта. Небольшой шрам на щеке: шальная дробь во время охоты… Он, смеясь, объяснил, как это случилось. Красивые, слишком мягкие руки. Глядя на него, Катерина невольно думала о том, как держатся рабочие, привыкшие, чтобы сумка с инструментами оттягивала плечо.

Она внимательно рассматривала господина Пьера Лефрансуа-Гезэ. Прекрасный экземпляр мужчины без изъяна. Бездельник, на котором ничто не оставило следа… если не считать шрама от дроби из охотничьего ружья. Муж, о котором мать семейства, не очень довольная собственным мужем, мечтает для своей дочери. В точности. С вытекающими отсюда материнскими наставлениями. Катерина подробно рассматривала, раздевала его. И господин Пьер Лефрансуа-Гезэ начинал забывать, что в день свадьбы полагается ухаживать только за своей женой. Катерина чувствовала от этого какую-то усталость. Она слишком хорошо в конечном счёте знала мужчин, их повадки.

Марта попросила её не курить. Провинциальные родственники нового зятя могут не понять…

Были тут и Бригитта с мужем. Смешно представить себе его в постели! Борода, волосы бобриком. У него были какие-то особенные воротнички и вкрадчивые манеры мужчин, которые всегда дрожат, как бы женщины не попросили у них денег.

Друзья Ионгенсов и друзья Лефрансуа-Гезэ друг друга стоили. Родственники. Уже отжившие мужчины, неуклюжие молодые люди. Скука. Все они кандидаты на какое-нибудь тёплое местечко. Мужчины, которые будут делать вид, что заслуживают получаемое ими жалованье, женщины, всю жизнь дрожащие, что они не сумеют удержать этих мужчин и с ними двух-трёх слуг, квартиру, платья. Подпоручик с двойной фамилией, из Сомюра, ухаживал за Катериной с неожиданной для кавалериста застенчивостью. Среди всего этого чьё-то бледное лицо: девушка в чёрном. Хотя это не принято. Дальняя родственница новобрачного — мадемуазель Юдифь Романэ; она занимается скульптурой.

Этого было достаточно, чтобы немного заинтересовать Катерину. Девушка с какими-то потугами к самостоятельной жизни. Она попробовала с ней заговорить. Юдифь Романэ не поддавалась. Отвечала односложно. У неё был отсутствующий вид. И право, очень бледна. Что-то не давало ей покоя.

Глаза её, небольшие, карие, чуть загорелись, когда Катерина с лёгкой насмешкой заговорила о предстоящей жизни новобрачных на севере и вообще о жизни женатых людей. Юдифь явно не любила Соланж; может быть, она любила кузена…

Девочка, которую мы пять лет тому назад видели в Морневиле, превратилась если не в красавицу, то в женщину. Никто особенно не обращал на неё внимания. Отец её, недавно женившийся во второй раз, ушёл из министерства: он был теперь членом правления крупного оружейного и велосипедного предприятия. Одно из крупнейших предприятий французского рынка. Связи господина Романэ в различных отделах военного министерства теперь ему были очень полезны. Молодая госпожа Романэ вела весьма светский образ жизни. Она любила охоту, ездила верхом и получила в Трувиле первый приз за купальный костюм.

Юдифь протягивала Катерине бокал шампанского, а Поль Ионгенс, держа блюдо с сандвичами, шутил, что они избегают мужчин, как вдруг бокал опрокинулся. Юдифь стало дурно. Волнение. Гости бросились к ней. «Оставьте меня!» Юдифь отстранила всех. У неё ещё было удивлённое лицо человека, который видел собственную смерть. Она не упала на пол, — её удержали стол с буфетом и Поль.

Она осталась вдвоём с Катериной в комнате Марты. Откинувшись на подушки постели, она вдруг посмотрела на чужую женщину глазами, в которых чувствовалось желание исповедаться. Катерину как будто ударили по сердцу.

— Я в положении, — сказала Юдифь.

Она разгадала Катерину. Союзница. Да, конечно, от Пьера Лефрансуа. Такая нелепость. Просто она была одинока, и он так хорошо целовал. Круглый дурак. Нет. она не собиралась связать с ним свою жизнь. Ужас! И потом вдруг это…

Пьер… Всё-таки, когда она думает о том, что его больше не будет с ней, она чувствует холод во всём теле. Она его презирала, но он был ей необходим, она была отравлена им. И потом — ребёнок. Ей совершенно безразлично, что будут говорить. Отец ей не помогает. Она работает, но зарабатывает пустяки…