Базельские колокола - Луи Арагон

Писатель говорил о нынешнем вечере. Его нравы, безумие, разве они не принадлежат тому миру, в котором он развивался? Разве всё, вплоть до кольца на его пальце, не является признанием этого безумия и в то же время пощёчиной лицемерию общества, которое отворачивается от того, что оно произвело? Низко поклонившийся полицейский, который не решился пойти на скандал из-за его имени, состояния, разве это не гнусность? Но в то же время и победа. «Ведь я ходячий скандал», — говорил он. Катерина, должно быть, никогда не бывала в участке с проститутками? Он мог бы ей рассказать, как там всё происходит, как их вталкивают в тюремную карету.

Нельзя себе представить ничего более печального, чем эти проституточки, которым безразлично даже то, что полиция схватила их.

Красная тень революции рассеивалась: Батай говорил о любви, о том, как люди расходятся. Казалось, судно его незаметно уносит.

Катерина же просто уснула.

XXI

Если вам остаётся жить только какое-то короткое время, измеряемое каждым прожитым вами днём, чем вы заполните это время? В этом новом свете Катерина увидела, что она на самом деле более похожа на свою мать, чем она думала.

Нравиться! Теперь, когда жизнь уходила от неё, это было её почти единственным желанием. Нравиться всё равно кому, всем. Желание мужчин казалось ей победой над смертью. Она не была ни недотрогой, ни девственницей. Вызывать желание ей было мало. Она сходилась с каждым, с кем ей хотелось.

Она не лечилась, она ненавидела осторожность. Ей необходимо было забыться. Пошли месяцы, полные песен и цветов. У неё появилась привычка, естественная для женщин, которых она презирала, привычка рассматривать своё присутствие как плату: она ездила по ресторанам, по ночным кабакам с мужчинами, которые вдруг под столом брали её руку. Она смеялась. Она чувствовала, что превращается в девку. Но ведь она скоро умрёт!

Что это с ней за человек у «Максима» или в другом месте? Всё равно, продолжения не будет, она не станет им дорожить. В таком случае, разве не безразлично, враг он или нет? Только бы сегодня он был хорош собой. В сущности она даже предпочитала глупых. Женский реванш. И гнать их, как только они начинают гордиться своей победой, скоты. Она ненавидела мужчин и любила их любить.

Когда Бригитта вышла замуж, она порвала с Катериной. Бригитта вышла замуж за молодого чиновника, которому надо было ещё делать карьеру. Семейство Симонидзе не понравилось молодому мужу.

У подполковника Меркюро не хватало сил делать замечания своей свояченице, а так как его назначили куда-то в тихую провинцию, в глушь, то он удовольствовался тем, что не пригласил её туда. Кстати, и Елене не очень этого хотелось.

Катерина путешествовала. В Женеве она встречала друзей своей матери, старых русских эмигрантов. Её вид, её поведение их возмущали. Одних — потому что они были республиканцами, которые хотели бы видеть у себя демократию по французскому образцу, и она их считала буржуями. Других, социалистов, — оттого что они мало уважали тех людей, среди которых она вращалась, и один из них откровенно сказал ей, что рабочему движению не нужны проститутки.

В одном провинциальном городе, в Нанси, что ли, у неё были неприятности из-за женщины, поднявшей шум у дверей гостиницы, где Катерина находилась с мужем этой дамы, молодым фабрикантом. Вмешалась полиция, Катерину стали расспрашивать, на какие средства она существует, и ей пришлось телеграфировать Жану Тьебо. Он поставил на ноги всё министерство и даже обратился к господину де Хутен. Господин де Хутен мимоходом замолвил словечко перед префектом, и всё устроилось.

Но когда Катерина вернулась в Париж, Жан опять предложил ей выйти за него замуж, и Катерина чуть было не рассмеялась ему в лицо. Чтобы путаться с ней, в браке нет необходимости. Теперь это было для неё неважно.

Он действительно почувствовал, что она хочет ему заплатить, и страшно покраснел. Ему было смертельно грустно.

Затем генерал Дорш вызвал его к себе, — ведь генерал был товарищем его отца:

— Садись, Жан. Можешь думать, что хочешь, относительно того, что я собираюсь тебе сказать… Ты, конечно, свободен. Абсолютно свободен. Ты меня понимаешь? Абсолютно свободен.

Капитан Тьебо не мог понять, к чему он клонит. Генерал рассказывал о своих похождениях. В Аннаме у него была девочка, гм, словом — миленькая. Что делать — молодость! Молодость требует своего, так, кажется, говорят. «Я, конечно, не провожу никакой аналогии, никакой. В Мадагаскаре у меня была креолка… но всё проходит, мы верные слуги Франции. Сегодня здесь, завтра там». У Жана впереди блестящая карьера. Нельзя из-за глупостей портить эту карьеру.

Всё это за чашкой кофе и рюмочкой арманьяка.

Если Тьебо хочет жениться, пожалуйста, это очень легко. Невест сколько угодно. «Уверяю тебя. Такой красивый парень, как ты! Не скромничай!»

Конечно, его право выбирать. Но в качестве старого друга его отца генерал Дорш позволяет себе советовать ему не делать глупостей. Барышня Симонидзе…

Тьебо встал и вытянулся во фронт. Он резко оборвал отеческое наставление. Его частная жизнь никого не касается. Если его карьера пострадает от…

— Перестань говорить глупости! — воскликнул генерал. — Значит, эта… женщина действительно хочет тебя на себе женить?

Тьебо с великими трудностями удалось восстановить истину. Не думаете же вы, что генерала Дорша можно убедить в том, что такого рода женщины отказываются от брака? Словом, он хорошо сделал, что поговорил с этим сорвиголовой, который утверждал, что женится на мадемуазель Симонидзе, если она его только пальчиком поманит.

Генерал попробовал ему объяснить, что сам префект полиции встревожен тем, что он сбивается с пути из-за… иностранки. Об этом говорилось в кабинете министра. Мадемуазель Симонидзе встречается с анархистами. Известно, что Тьебо к ней сильно привязан. Словом, решили, что Дорш в качестве начальника и друга…

Тьебо церемонно раскланялся и ушёл. Никогда в жизни он больше не встречался с генералом Доршем иначе как по долгу службы.

Но как-то раз — госпожи Симонидзе не было дома — у дверей квартиры на улице Блез-Дегофф позвонили. Катерина сама открыла. В дверях стоял господин, явно чувствовавший себя неловко в штатском платье; из чересчур коротких кожаных перчаток вылезали широкие красные руки; на верхней губе — белокурая щёточка усов. Он с подчёркнутой вежливостью снял котелок, с таким видом, как будто и не обязан был его снимать, и, зайдя в комнату, немедленно обвёл её рыщущим взглядом.

Словом, это был полицейский, но полицейский — военный: не следует смешивать. Он пришёл, чтобы объяснить мадемуазель Симонидзе, что она будет в жизни капитана Тьебо настоящим гандикапом. Очевидно, слово это ему