Базельские колокола - Луи Арагон

Отчего у Катерины появились мысли о смерти? Может быть, этому способствовала атмосфера аборта? Она бросилась к Кадиу. Он жил в небольшом особняке на площади Малерб. На стене в холле — Ренуар, повсюду китайские безделушки. Флорентийский кабинет, с портьерами, обивками: современная исповедальня, в своём роде — совершенство.

Осмотр занял немного времени. Диагноз — тоже.

Необходима перемена воздуха. Лежать каждый день. Строгий режим. Если мадемуазель Симонидзе не хочет нажить себе всяческих гадостей… потому что отправиться на тот свет, милочка, ещё полбеды… но болезнь Потта, нарывы и всё, что полагается… и вам это угрожает. Лучше всего положить колено в лёгонький гипс, сейчас же, не откладывая. Полная неподвижность. Бациллы Коха не любят неподвижность. Конечно, правое лёгкое… Но при лежачем образе жизни… В хорошем воздухе. Хотя бы — Берк…

Профессор Кадиу так верил в целебные свойства беркского воздуха, что вложил в Берк все свои деньги. У него была там своя клиника, и он был акционером одной из гостиниц и курзала. Он всех посылал в Берк, — туберкулёзных и, в целях профилактики, остальных.

У Юдифь дело шло на поправку. Только температура что-то всё держится. Она была не в духе и в сущности жалела теперь, что избавилась от ребёнка. Катерина была возмущена.

Она готовилась к отъезду. Нет, она согласна умереть, но только не этот ужас. Берк так Берк. Она сняла через агентство маленькую виллу в три комнаты, чтобы не жить в отелях. Ей хотелось чувствовать себя как дома. Пришлось всё рассказать госпоже Симонидзе, которая вдруг принялась разыгрывать роль доброй матери: она была невыносима! Катерина спешила с отъездом. Она зашла попрощаться с Юдифь и нашла её в довольно плохом состоянии. В углу сидела молоденькая кузина, студентка-юристка, и читала «Клодину в школе». Катерина, почувствовав вдруг беспокойство, оставила ей свой адрес в Берке и тихо сказала:

— Если я вам понадоблюсь, телеграфируйте… я вернусь.

XXIII

Катерине не пришлось возвращаться. Не было больше на то причин после полученной через два дня по приезде телеграммы: Юдифь срочно пришлось положить в клинику, но она не перенесла операции. Она умерла. После телеграммы пришло длинное письмо от кузины, со страшными откровенными подробностями и всеми теми фразами, которые эта девочка привыкла слышать у себя в семье по поводу покойников и которые казались ей обязательными: «Я не могу поверить… я просыпаюсь ночью и спрашиваю себя, не сон ли это…»

Вилла Безедье, которую сняла Катерина, состояла, собственно, из двух отдельных половин. Вторая половина осталась за владельцем, господином Фирменом Безедье. Господин Безедье был когда-то крупье в курзале Остенде. Бельгиец по национальности и чувствам, он задумал в пятьдесят лет поселиться где-нибудь на побережье, поблизости от Бланкенбурга. Он любил морской воздух. Но ему случайно подвернулась в Берк-Курорте эта двойная дачка, её отдавали за гроши. Дела остаются делами, и господин Безедье перешёл границу и поселился тут с госпожой Безедье. Он сдавал половину помещения и половину сада — буксовая изгородь делила сад пополам, и господин Безедье сделал в заборе, в конце сада, вторую белую калитку. Таким образом у каждого был свой вход. Его приходящая прислуга убирала также у жильцов, и эта традиция была соблюдена и Катериной. Госпоже Безедье барышня не понравилась. Одеваться в Берке в бархат, на что это похоже!

Господин Безедье любовался своими клумбами и, наблюдая через изгородь, кто ходит к мадемуазель Симонидзе, качал головой и поджимал губы.

Несмотря на то, что нога у неё была в гипсе, Катерина гуляла, опираясь на палку, и в дюнах, на песке, быстро заводила знакомства. Случайные люди, на которых она с жаром набрасывалась, а через неделю — бросала. Но скоро у неё завелись новые знакомства: объявление о митинге привело её на собрание анархистов. В зале было человек пятьдесят, некоторые пришли из Лилля, служащие, рабочие из Берк-Города. Тема вечера мало интересовала Катерину (несмотря на то, что тема была немаловажная: право на стачки. Обсуждался вопрос о свободе личности по отношению к профсоюзной забастовке. Имеет человек или не имеет право продолжать работать?). Катерина искала здесь людей, а не идеи. Таких, которых бы не отделял от неё целый мир идей.

Странная была у Катерины потребность (несмотря на то, что она отрицала самое существование классов) говорить с рабочими, и странно в то же время было то, что она могла говорить только с рабочими-анархистами. Её связывала с ними какая-то общая культура, общий язык; и от Прудона до Ницше несколько положений, на которых они сходились.

Это лето было растревожено известием о прибытии крейсера «Пантера» в Агадир. Крупье Безедье утверждал, что немцы хотят войны. Он приветствовал непреклонную позицию президента Фальера, который объявил на банкете в Тулоне: «Бывают наследства, отказываться от которых значит низко пасть». Кстати, немцы, должно быть, насмерть перепугались: в начале сентября свыше ста тысяч демонстрировали под Берлином против войны и политики Вильгельма в Марокко. Войны избежали: да здравствует Франция!

Но в такое беспокойное время неприятно, чёрт возьми, когда под твоей крышей живёт, даже если и за деньги, девица вроде этой Симонидзе, иностранка, которая водится со всем антимилитаристским сбродом Берка, с самыми сомнительными элементами. И только успокоишься по поводу Марокко, как вспыхивает на Балканах. Что же будет с нашими интересами на Востоке? В кафе друзья господина Безедье озабоченно качали головами.

Итак, в конце 1911 года на вилле Безедье стали бывать люди, которые не нравились ни владельцам, ни полиции. В Берке начали беспокоиться, что это за иностранка, завязывающая знакомства с самыми неустойчивыми элементами. В префектуру Аррас было послано донесение. Из Арраса написали в Париж, и сведения, полученные оттуда о мадемуазель Симонидзе, заставили префекта в раздумье покачать головой. Но придраться было не к чему: ничего конкретного, принимать у себя рабочих не является преступлением. Барышня аккуратно вносит квартирную плату. Проституцией как будто не занимается. То, что она участвовала в митинге, организованном после Феррерских дней 33 в Париже, тоже ещё не было достаточным основанием.

Но всё-таки после этого в конце октября к господину Безедье явился полицейский и долго расспрашивал о квартирантке. Не выступает ли мадемуазель Симонидзе с агитацией против неожиданно разразившейся турецко-болгарской войны? Конечно, что делать, она вправе иметь свою собственную точку зрения относительно политики на Балканах. Другое дело, если б это был франко-немецкий конфликт. Но господин Безедье с этих пор возненавидел Катерину. Нет дыма без огня. Так ведь в один прекрасный день весь дом может взлететь на воздух.