Концертмейстер - Максим Адольфович Замшев

– Аглая! Ну что же ты! Проходи. Мы на кухне чаи гоняем. Сейчас Светлана появится, и придумаем что-нибудь посерьёзней, – предложил Лев Семёнович!

– Ой нет. Это совсем неудобно. – Аглая покачала головой. – Я правда не вовремя.

– Да нет уж! – Арсений оживился. – Не отпустим тебя. Проходи! Не стесняйся!

Четыре человека за кухонным столом разместились не без труда, а сама кухня как будто уменьшилась в размерах.

– Ну что, Дмитрий, давай ухаживай за Аглаей… – Лев Семёнович нервно потирал рукой подбородок.

Димка разнервничался. И не только подозрение, что Аглая ни с того ни с сего явилась к ним, чтобы увидеть Арсения, заставляло его сидеть как на иголках и судорожно прикидывать, как же себя вести. Ему надо было дать знать подруге, чтобы она не касалась в разговоре их особых отношений. То, что дед и Арсений, скорее всего, наблюдали окончание их прогулки из окна, – не страшно. Но вот если узнает мать…

Он смотрел на губы Аглаи. Совсем недавно они целовались. И ей, похоже, понравилось, несмотря на то что для него это первый опыт. Или он просто хочет верить в то, что ей было приятно, а на самом деле она ничего такого не почувствовала? И что ей так срочно понадобилось от мамы? Почему она ему ничего не сказала об этом? Что-то тут не так…

– Ну, чего ты застыл? – торопил Лев Семёнович Димку. – Вот заварка, вот кипяток… Тебе с сахаром? – обратился старик уже к Аглае.

– Угу, – ответила Аглая и продолжила ещё более елейным тоном: – Хорошо у вас так. Тепло. Будто печь натопили.

– Это оттого, что мы тут уже чайников пять вскипятили за последнее время, – пошутил Арсений.

– От чайника такого не бывает. Просто топят хорошо. В вашем подъезде хуже, Аглая? – Димку разозлило, как блестят глаза его подруги, когда она смотрит на Арсения, поэтому он произнёс это слишком уж агрессивно, что явно не соответствовало моменту.

Точно, она притащилась, чтобы на него поглазеть!

Димке смерть как захотелось выйти из-за стола, убежать в свою комнату, погасить свет, накрыться с головой одеялом и лежать так, пока в голову не придёт что-нибудь путное.

Тут все услышали усталые повороты ключа в замке, потом звук шагов, ещё какое-то шуршание.

Мужчины в кухне замолчали. Только Аглая встрепенулась, вскочила и вышла в прихожую.

– Здравствуйте, Светлана Львовна! – Аглая не подошла, а почти проскользила по паркету к хозяйке. – А я к вам.

– Привет! Ко мне? – Светлана Львовна поставила сумки с только что купленными продуктами на пол. – Деточка, что случилось?

– Ну… – Аглая повела плечиками и сделала робкую паузу. – В общем, мне надо срочно подтянуть английский. Хотела спросить, не согласитесь ли вы.

– Неожиданно. В каком смысле подтянуть? Для чего?

– Для весеннего экзамена.

– Неожиданно. Мне нужно точнее знать требования.

– Вы разденьтесь сначала. А то я задерживаю вас. У вас наверняка хватает хлопот. Я вам сейчас всё расскажу.

– Да я никуда не спешу. Рада буду тебе помочь.

Силуэт Льва Семёновича отделился от кухонной двери.

– Света! Наконец-то. Мы тебя уже заждались. Я тут пригласил Аглаю откушать вместе с нами.

– Вот и отлично. – Светлана сняла с себя шарф и положила его на верхнюю полку одёжного шкафа. – Арсений, Дмитрий, ступайте в комнату с дедушкой. На кухне вы сейчас только мешать будете. А мы пока с нашей гостьей здесь посекретничаем да поколдуем.

Мужчины удалились, взяв с собой чашки.

Светлана Львовна симпатизировала Аглае. Не сказать, что они много и часто общались, но весь внешний вид Аглаи, её манера поведения, её голос импонировали матери Димки и Арсения. Бывало, они сталкивались около дома и обменивались ничего не значащими репликами о погоде, излюбленной теме советских людей, интересовались делами, здоровьем, могли даже обсудить шумную телевизионную премьеру, если таковая имелась, причём Аглая порой поражала соседку точностью и дерзостью оценок. И каждый раз Светлане становилось после этого хорошо и спокойно. «Есть же ещё в этой стране нормальные люди», – радовалась она. А иногда, заметив издалека изящную и трогательную фигуру Аглаи, мерящую пространство мелкими шажочками, Храповицкая горевала: что ждёт эту, с таким несовковым вкусом одевающуюся, такую эффектную, такую развитую и свободомыслящую девушку в Совдепии? Ничего хорошего. Выйдет замуж, родит детей, красота сотрётся, хлопоты умножатся, характер испортится.

Обнаружив девушку у себя дома, Храповицкая сперва, само собой, удивилась. А потом обрадовалась. Аглая – это то, что ей сейчас надо.

– Помоги мне, голубушка. – Светлана Львовна взяла одну из принесённых сумок и понесла её на кухню.

Аглая схватила другую и устремилась вслед за хозяйкой.

Храповицкая посмотрела на девушку, покачала головой и куда-то ушла. Когда возвратилась, протянула ей фартук в разноцветную полосочку:

– Вот. Надень. Ну что?! Картошку успеешь быстро почистить? Думаю, мужчины от жареной картошки не откажутся. Суп и котлеты у меня есть. Салат какой-нибудь сейчас сварганим.

– Конечно.

Светлана достала из ящика стола серый нож с чуть изогнутым лезвием, с крупной, расширяющейся к концу ручкой:

– Вот. Старый, но надёжный. Моя мама эти ножи купила ещё до войны. И она приучила меня обязательно раз в неделю носить их к точильщику. Вот я вчера как раз носила. Так что нож в полном порядке. Приступай, а я пока закуски сделаю. Только будь внимательна – не порежься.

До сего момента Аглая бывала у Норштейнов дважды. Первый раз она помнила крайне смутно и знала о происшедшем тогда в основном по родительским рассказам, неизменно сопровождавшимся хохотом. Аглае было года два, и Лев Семёнович пригласил несколько музыкантов, соседей по дому, для того чтобы сыграть им свой новый фортепианный цикл, написанный по мотивам стихотворений Поля Элюара. Семья Храповицких-Норштейнов ещё была крепка и беззаботно счастлива, а отношения Динского и Норштейна пока не испортились.

До последней и решительной хренниковской борьбы с авангардистами, в коей Эдвард Михайлович примет самое активное участие, оставалось ещё больше пятнадцати лет.

Динские оказались в числе приглашённых. И так вышло, что маленькую Аглаю не с кем было оставить. В итоге рискнули взять её с собой. Слушала малышка внимательно, ни разу не пискнула. Когда её мать с ужасом обнаружила, что диван, на котором сидят Динские, несколько промок, поначалу не разобрала, в чём дело. А когда поняла, замерла от ужаса, боясь пошелохнуться и привлечь к себе внимание. То ли от восторга, то ли по несчастному стечению обстоятельств Аглая незаметно для всех описалась. Лев Семёнович продолжал вдохновенно играть, гости зачарованно слушать, и только Мария Владимировна, быстро смекнув, в чём дело, пришла на помощь. Она тихонечко вышла, показно съёжившись, словно от холода, потом вернулась с горячей грелкой и потихоньку приложила её к обмоченному месту. Конфуза удалось избежать.

Второй раз Аглая забегала совсем ненадолго уже после отъезда Арсения. Её мама