Некоронованные - Дмитрий Георгиевич Драгилев

быть может, новая музыка? Об этом человечество с незапамятных вопрошает. С приходом вирусов вопрос обострился. Чей приход еще грядет, господа прихожане? Военных? «Торговля бюстами и спелым / (сказать ли – телом?) полотном /, У входа скунс остервенелый, Дурная поступь за окном. // Фонарь, окурок, истуканик /, Ростки капустки, но не свежей, / Рассудок косит, он подвержен / Росинкам донных понуканий. // Часы да гири…»

Наука – наше все. Политику и рассматривать нечего. Тем паче что мы всегда жалуемся на нее. Скажем, противостояния, они ведь от безлюбства, от отчуждения… И не дистанция ли – единственная панацея, коли не люб? Хотя на всякий яд свой антидот есть. Например, в годы войны собрали фашистские захватчики в нескольких российских деревнях детей и решили отправить их в рейх. Из Смоленской области. В Белоруссии поезд был остановлен самими фрицами, вагоны открыли. Детям позволили уйти. Почему? У некоторых начался тиф, зачем везти больных. И пошли дети куда глаза. Думая, что вокруг наши, а территория все та же, временно оккупированная. Добрели до деревни. В незнакомом селе маленькие бедолаги, которых пощадила хворь, освободителей и дождались. Хвороба тоже бывает кстати. Теперь давайте возьмем красоту. О красоте говорить больно. Понятие шибко условное, явление редкое, становится предметом купли-продажи, едва забрезжив. Überbewertet[54], говорят немцы. А во времена вируса об этой спорной категории лучше вообще забыть начисто. Теперь драпировка важнее. Выигрывают Гюльчатайки, осмеянный Европой хиджаб востребован. И вообще, когда лица не видишь, фантазия лучше работает. Лицом к лицу лица…

А новую музыку обсуждать или осуждать бесполезно. Публика дистанцировалась. Сочинять ее все равно будут, да гармонии в ней случаются настолько новыми, что музыкальные инструменты пора считать музейными экспонатами. Они уже в семидесятых были избыточны зачастую. Хочешь используй дигитальные примочки, хочешь – металлолом. Можно мучных червей каких-нибудь помучить, личинок хрущака на наномикрофончики записать. Весь их процесс окукливания и превращения в жуков жесткокрылых. Симфония Tenebrion.

Следующий пункт – ЛБВ. Напишем так, по-библейски, по-германлукьяновски, по сергейпрокофьевски. И ветхозаветные пророки, и оба музыканта предпочитали согласные буквы. Любовь – штука, сопоставимая с красотой в своей дефицитности и условности, – дискредитировала себя. Если самая близкая мне (после матери) женщина, которой я верил больше, чем собственной персоне, в которой души не чаял, подозревала меня во враждебности. Утверждение, что она стареет и толстеет, встречаясь со мной, – наиболее пустяковая, багательно-банальная напраслина, легко натягиваемая на уши в сонме всех ее воспаленных инвектив. Поскольку мой тайный идеал – толстухи. Тем временем старухи сохнут по мне. Что, впрочем, никакой наукой не доказано. Интересный мотив для расставания: списать естественное развитие на флюиды партнера. Как шутил доктор Кислицын (тот самый, отец Кима – моего друга), «когда закончится боржоми, нам Гомпертц выйдет в самый раз». Поздно и пошло будет цитировать закон Гомпертца. А также пенять на холестерин с протеином, углеводы и жиры, накопление соматических мутаций и поврежденных белков, митохондрии, фермент теломеразы, плейотропные гены. Соблюдать дистанцию, держаться подальше – заповедь антивирусной любви и рекомендация почти научная. Наука вообще не справляется. Любовь пострашнее вируса. Уберечься от любви, от демагогий…

Итак, дистанция. И все же которым макаром обозначить, какой сделать вывод? Кризис просвещения в дигитально-глобалистскую эпоху? Чем не тема доклада? Либо трактата. Конспирологи опять на коне. На том Боливаре, что триста лет назад у старосты замшелого села выучился говорить своему хозяину «доброе утро». Вроде бы девайсами и гаджетами стали любые черенки, но честному народу они то и дело кажутся граблевищами, достопочтенная публика ждет иных знаков волшбы. Впечатляясь взвесью оригинально трактуемых традиционных обрядов и преданий старины глубочайшей. Несмотря на всю НТР, с последствиями которой экоактивисты призвали бороться: парусники снаряжать, рядном заменить пластмассу. И на тебе. Обух – вирус или ворожба иная. А все почему? Количество информации зашкаливает. Недаром говорят, лучшее – враг хорошего. Как выразился один Эвсебий, путь человечества от просто хорошей горы (первопечатников) до горы сахарной (цифровиков) привел к тому, что читателей и учащихся в чистом виде уже не осталось. Нет разделения на наставников и воспитанников, художников и реципиентов. Все пишут, все учат. У всех трибуна беспокойная. Любуются собой и своими амбициями. Панталыкин хоть и пьян, да в точку попал. Соображает. Будто жизнь без ее онлайнового довеска, сверхпотенциала стала безвкусной. Стрекочут по-сорочьи сотни раз на день, спешат напомнить о себе, дескать, туточки мы, ку-ку. Торопятся блюсти сетевую активность залогом общественного успеха. Я тоже трещу – скрежещу, попав в соцсети, но скорее как рыба в неводе. На взводе. Самопровозглашенных друзей что жуков – навозная куча, только позвать катастрофически некого, если необходимость возникнет. Ведь иных и в лицо не узнаешь, живьем увидев, и на «ты» не обратишься.

Чем-то этот стеклярус, эта канитель напоминает мне постеры из каталогов немецких. В разных вариациях повторяют картинки один и тот же мотив: вечернее кафе на автозаправочной станции, у стойки бара сидят американские идолы-символы, знаменитости, в реальной жизни не общавшиеся и даже не встречавшиеся друг с другом. Художнику важно было собрать в теплой компании людей, олицетворявших эпоху, красоту, любовь, кульбиты в профессии. Наверное, для того, чтобы потребителю собственный быт показался комфортнее и теплее. Впрочем, хрен с ними, с идолами. Однажды на курсах немецкого играли в игру. Главный игрок стоял спиною к доске, на которой было начертано чье-то имя. Имя надлежало отгадывать, задавая всей группе наводящие вопросы. Первый вопрос звучал так: «Ихь бин знаменитиш?» Нынешний пользователь фейсбука не сомневается на этот счет. Лелеет мысль о своей значимости вне зависимости от чего бы то ни было. Муляж трибуны способствует. Дурной пример, лекала общие. Словесный понос невзирая на словарный запас. Позорно. Ничего. Не знача…

А вдруг зря мы ропщем? Вальтер Гроппиус на собственном примере доказал: для того чтобы быть толковым архитектором, умения рисовать не требуется. Если с градостроительством – точной областью знаний – так обстоит, то писанина подвластна всему универсуму. Каждого читателя хочется спросить: вот вы, товарищ (господин, сударь), зачем в данный текст углубились? Какова цель? Отложите в сторону. Скажете: карантин – тогда соглашусь, тут и испоконное чтение, и всяческая новомодная онлайнщина к месту. Карантина нет за окном, реликтовых очагов природных? Тогда резоннее прогуляться. Или давайте вступим в переписку. Чтобы игру объявить: кто из нас двоих быстрее что-нибудь накропает. Возникает вопрос: не является ли всеобщее писательство результатом похвальным? Как естественное продолжение повального ликбеза. Про умышленный олбанский язык промолчу. Urbi et orbi. Orbi ex olbi. Да, грамотность – понятие растяжимое и относительное. Трудно