За гранью. Поместье - Джон Голсуорси

Глаза девушки снова приоткрылись, но лишь чуть-чуть.

Сиделка выскользнула за дверь. Джип присела у кровати и робко тронула Дафну за руку.

Та подняла на нее взгляд, по щеке медленно скатились две слезинки.

– Все кончено, – едва слышно проговорила она. – Ничего больше не осталось. Он мертв. Вы уже знаете? Я не хочу жить. Ах, миссис Фьорсен, почему они не дают мне тоже умереть?

Джип, не в силах смотреть на эти две слезы, наклонилась и поцеловала руку девушки. Дафна Глиссе продолжала:

– Вы очень добры ко мне. Как бы я хотела, чтобы мой бедный ребеночек…

Джип, чувствуя, что на руку Дафны падают ее собственные слезы, поднялась и выдавила:

– Крепитесь! Помните о вашем призвании!

– О танцах? Эх! – Дафна отрывисто усмехнулась. – Как давно это было.

– Да, но все это вернется и будет лучше прежнего.

В ответ – тихий вздох.

Наступила тишина. «Засыпает», – подумала Джип.

Белое, словно алебастровое, лицо с закрытыми глазами и сомкнутыми губами выглядело идеалом красоты, очищенным от мелких признаков заурядности. Какой каприз природы, что это белый, как лилия, лик произведен на свет мистером и миссис Уэгги!

Дафна Глиссе открыла глаза и сказала:

– Ах! Миссис Фьорсен, я так ослабела. И еще больше одинока. Для меня в жизни ничего не осталось.

Джип выпрямилась. Она чувствовала, как ее затягивает печаль чужого сердца, и боялась, что не сможет этого скрыть.

Дафна продолжала:

– Знаете ли, когда сиделка сказала, что ко мне пришли гости, я подумала, что это он, но теперь даже рада. Если бы он опять посмотрел на меня, как смотрел в последнее время, я бы этого не перенесла.

Джип нагнулась и, прикоснувшись губами к влажному лбу, уловила слабый, очень слабый запах флердоранжа.

Выйдя в сад, Джип поспешила прочь, но, вместо того чтобы опять идти через поля, свернула в рощу за домом. Сев на бревно и прижав ладони к щекам, а локти к груди, она стала смотреть на раззолоченные солнцем папоротники и преследующих друг друга мух. Любовь! Неужели она так безжалостна и печальна, что только уродует людям жизнь? Скрещивает судьбы, мужчина налетает на женщину, захватывает ее прежде, чем она успевает опомниться, и уносится прочь, оставив жертву желать, чтобы ее захватили опять. Или бросается на нее, а захваченная оборачивается погибелью для захватчика, хотя никогда этого не желала. Или оба набрасываются друг на друга на короткий миг и слишком быстро разлучаются. Бывает ли такое, чтобы двое устремились друг к другу одновременно, схватили друг друга и прилепились так, чтобы никогда больше не расставаться? Любовь! Она исковеркала жизнь отца и Дафны Глиссе; никогда не приходит, когда ее зовут, но вечно является незваной. Злая странница делает остановку то тут, то там, изматывает душу прежде тела или тело прежде души. Лучше, намного лучше с ней совсем не связываться. Человек, который никогда не любил, не испытает такого страшного одиночества, как эта бедная девушка. Нет, не надо никаких «а все-таки». Разве свободный человек желает быть рабом? Или рабыней, как Дафна Глиссе? Стать рабом, как ее собственный муж, своего чувства к жене, которая его не любит? Рабом памяти, каким был и остается ее отец? Глядя на солнечные блики на листьях папоротника, Джип мысленно призывала: «Любовь, не трожь меня! Ты мне не нужна. Никогда не приходи!»

Джип стала посещать коттедж каждое утро, и каждое утро ее брала в оборот миссис Уэгги. Добрая женщина перешагнула через неприятный факт, что Джип была женой злодея, прониклась к ней симпатией и поделилась по секрету с субъектом рыночных отношений, а та – с Джип, что находит ее «очень приглядной, и глаза такие красивые, как у итальянки». Миссис Уэгги относилась к числу тех, кто из-за своей увлекающейся натуры придает чересчур большое значение оригинальности. Именно это преклонение перед оригинальностью побудило ее развивать способности дочери к танцам. Кто мог предположить, к чему это приведет? Она очень обстоятельно рассказывала, с каким тщанием растила Дейзи «как настоящую леди», и вот пожалуйста! При этом миссис Уэгги внимательно разглядывала прическу, уши, руки и ступни Джип как эталон для сравнения. Ее сильно тревожили предстоящие похороны.

– Я скажу, что мать зовут Дейзи Глиссе. Дейзи – так мою дочь нарекли при крещении, Глиссе – сценический псевдоним; таким образом, оба имени будут отражены, и это будет правильно. Никто ведь не станет сопоставлять, правда? А что до отца, как вы думаете, можно для этого случая назвать его покойным мистером Джозефом Глиссе? Такого человека никогда не было, но надо что-то предпринять, чтобы никто не догадался, иначе я потом не вынесу унижения. Мистер Уэгги будет страшно расстроен. Ведь похороны его занятие. Ох как это меня огорчает!

Джип поспешно пробормотала:

– Да, конечно, что угодно.

Несмотря на смертельную бледность и упадок духа, скоро, однако, стало ясно, что Дафна идет на поправку. С каждым днем лицо девушки приобретало все более естественный оттенок и все больше выглядело таким же заурядным, как прежде. Джип инстинктивно почувствовала, что Дафна в конце концов вернется в Фулем, избавившись от слепой страсти, закаленная жизнью и, возможно, немного поумневшая.

Однажды под вечер в конце недели, проведенной в Милденхеме, Джип, гуляя, снова пришла в рощу и присела на то же бревно. До заката оставался час, свет равномерно падал на желтеющую листву, из папоротника выпрыгнул перепуганный кролик и тут же шмыгнул обратно, с дальнего края лесочка, перескакивая с дерева на дерево, хрипло кричала сойка. Джип думала о своей дочери и о другом ребенке, который мог бы стать ее сводным братом. Теперь, когда настало время возвращаться к Фьорсену, она поняла, что приезжать сюда не следовало. Встречи с Дафной, прикосновение к ее беде сделали мысли о жизни с Фьорсеном совершенно нестерпимыми. Джип возвращалась только потому, что соскучилась по ребенку. А-а, ничего страшного, она снова привыкнет. Но когда она представила, как муж зыркает на нее и отводит глаза в сторону, чтобы не встречаться с ней взглядом, что все это начнется заново, ее пробрал озноб. В этот момент Джип подошла вплотную к черте ненависти. Фьорсен – отец ее ребенка! Как смешна и нелепа эта мысль! Крошка связывала ее с мужем не больше, чем если бы родилась от случайного соития после погони фавна за нимфой. Нет! Ребенок принадлежит только ей одной. Внезапно лихорадочное желание без промедления вернуться к дочери затмило все остальные мысли. Тоска росла в душе всю ночь, и к завтраку Джип, не выдержав, призналась в своих чувствах отцу. Проглотив возражения, он ответил: