Черное ожерелье - Шерхан Муртазаев

— Где начальник участка?

— Надо позвонить Ахрапову.

— Сколько еще можно ждать?

— Надоело терпеть!

— Эй, Ток! Ты, кажется, работал монтером! Вот бы и прирастил кабель! Что тебе стоит!

— Нет, кореш! — Ток затоптал окурок сигареты о железную подножку кабины экскаватора. — Обжегшись на молоке, дуют на воду. Хватит с меня этой работенки, отвиселся на столбе, едва жив остался. Теперь, хоть сам бог меня под ручки поддержит, ни на один столб не полезу.

— Не приведи бог испытать еще раз такой буран! Но сейчас-то день ясный, ветра нет! А все же не лезь, друг, на столб! — с колебанием согласился бородач Саша.

— Дело говоришь! Богу богово, кесарю кесарево! — шутливо отозвался Ток. — А экскаваторщику ковшово! Лишь бы моя малютка была жива и здорова, а уж мы с ней не застоимся. — Маленький Ток любовно оглядел огромную машину и, достав тряпку, принялся протирать стекло своего механического бронтозавра.

Спиральные горизонты карьера казались водоворотом, кратером мощного вулкана, на дне которого скопилось множество ревущих машин и кричащих людей. Сейчас ударит взрыв, и полетят к небу камни, пепел и лава. Растечется магма. Бурно выхлестнется людской гнев. Из-за недосмотра электрика встала и замерла такая силища, такая мощь!

— Вон, едет наконец! — крикнул кто-то, указывая рукой на приближающийся газик.

— Уж не сам ли Ахрапов изволил пожаловать?

* * *

Едва дошла весть о том, что из-за нехватки кабеля простаивает экскаватор и множество «БелАЗов», как Аманкул Ахрапов поднял на ноги весь рудник. Вызвав к себе главного энергетика, он буквально вколотил того в землю и снова вытащил на божий свет. Гнев его был беспределен. Главный энергетик Аскарбаев, не выдержав, тоже принялся кричать:

— Оставьте этот тон! Я не раб ваш, а вы не бай! Почему вы считаете себя вправе на меня кричать? Электрика часто не бывает на рабочем месте. Как запьет, так и уходит невесть куда. Я ведь чуть не на коленях просил вас не брать этого разгильдяя на работу. Кто, как не вы, настояли на своем и заставили принять его на работу? Вы же говорили, что Адиль прекрасный специалист. А он до обеда мается похмельем, а после обеда пьяней вина. Что я могу сделать?

Гнев Ахрапова поостыл. Не мог же он, в самом деле, отрубить собственную руку. Правду говорил Аскарбаев, это он заставил взять сюда Адиля. «Вот ведь из-за кого краснеть приходится. Дал же бог… — чертыхнулся он про себя. — Черт бы его побрал!»

— Ладно, поехали! — буркнул он, выходя.

Уже у самого въезда в карьер увидели они человеческую фигуру, не спеша бредущую прямо по середине дороги. Сигнал машины совершенно не задел прохожего. Он медленно повернулся и лениво погрозил шоферу кулаком. И продолжил свой путь. Взбешенный Ахрапов выскочил из машины и схватил Адиля за шиворот.

— Из-за тебя бед у меня прибавилось, негодяй!

Но ко всему глух был веселый Адиль. Его душа пела и захлебывалась от пьяной радости, любви ко всему, что его окружало. Не обращая внимания на Аманкула, Адиль сипел озорную частушку, притопывая в такт растоптанными кирзовыми сапожищами:

Овцы черные бегут,

Рассыпая шарики.

А нартасские девчата

Чешут на «БелАЗике»!

Аманкул не знал, смеяться ему или плакать.

— Слушай, да в своем ли ты уме? Может, ты добиваешься, чтобы тебя с работы выгнали да сгноили в тюрьме, бесстыжая рожа?

Блаженная улыбка на лице Адиля пропала, уступив место весьма сумрачному выражению. Адиль исподлобья посмотрел на Ахрапова и погрозил ему пальцем.

— Не гоношись, бугор! Ты, мальчик, с огнем играешь. Не забывай об этом. Коли я расскажу кое-что да в надлежащем месте, то ты так брыкнешься, что только ножки в небе мелькнут. Помни! А мне терять нечего… кроме своих цепей! — С этими словами он резко оттолкнул Аманкула, оторвав его руку от ворота своего замызганного пальто.

Было удивительно, что Аманкул сразу сник, присмирел, будто глотнул ядовитой кушалы. Он даже в лице переменился.

— Больно горяч ты, прохвост! Вспыхнул, как спичка! Я же не со зла, по-свойски! Чего ты раскипятился? Ладно, садись в машину. Езжай. Там люди ждут. Кабеля не хватило, прирасти, а то стоят машины. После этого делай что хочешь. Как говорится, и сват доволен, и кума спокойна.

Ничего не понявшие Аскарбаев и шофер переглянулись в недоумении. Адиль же тяжело влез в машину, отравив воздух перегаром. Поерзав, Адиль поудобней устроился и, довольный, затянул прежнюю песенку.

Потом повернулся к Ахрапову и выдохнул:

— Я немного подлечил башку, начальник, это правда! Сам на работу шел. У меня же нет машины, как у высокого начальства, вот и чапал себе пешком потихоньку. А сначала зашел на подстанцию и сделал заявку… Сделал? Ну конечно, сделал! — Он принялся было искать что-то в карманах, но потом ему надоело, и он оставил скучное занятие. — Вот оттуда, как говорится, и шлепаю пешочком. Но ты все же смотри, бугор! У меня тоже есть своя гордость…

— Ладно, довольно! — поспешил заткнуть пьяному рот Ахрапов. — Не можешь без хамства, все укусить норовишь, пользуясь тем, что из одной конуры щенки. Может, хватит?

Адиль нагло ухмыльнулся и снова засипел песню. Аманкул же сгорбился и угрюмо замолчал. Что-то новое появилось в поведении Адиля. Весьма странное. От мрачности былой, от подавленности не осталось и следа. Он весел, что-то живо рассказывает и вдруг, хитро усмехнувшись, начинает напевать поднадоевший всем мотив: «Алю-лай-лай-дай!» Глаза его возбужденно горят, напоминая прежнего Адиля, человека, геолога. Да-а-а, только чистой одежды да звонкой гитары не хватает для полного сходства, ну, и зубов, конечно. Аманкул хотел было сказать ему об этом, но вовремя вспомнил, что гитару свою Адиль продал, а деньги пропил и очень не любит слышать о гитаре. Еще раз осторожность взяла верх. Кто знает, слово за слово, начнется такой разговор, от которого захочешь, да не уйдешь. Много лишних слов будет сказано спьяну. Лучше не надо.

Адиль вдруг резко повернулся и посмотрел прямо в лицо Аманкула, словно прочитал его мысли.

— Я все знаю, Абеке! И почему ты вдруг замолчал, тоже знаю. То, чего я не знаю, спрятано за семью пластами земли, на страшной глубине! — И Адиль расхохотался.

«Ах, мерзавец! Шантажировать вздумал? Видно, негодяй, хочет, чтобы подачкой заткнули ему рот поганый. Недопил, видать, — с отвращением и страхом подумал съежившийся Ахрапов. — Какого бога благодарить, какого черта за то, что поставил меня в зависимость от этого ничтожества! Он же недостоин следа моих калош