За гранью. Поместье - Джон Голсуорси

Тобою живу я, тобой очарован, навеки я твой!

Навеки я твой![24]

И чистая музыка, от которой щемит сердце, как насмешка, вплоть до последней строки: «Комедии конец!»

Надевая манто, она встретилась взглядом с Саммерхеем. Джип попыталась улыбнуться, но у нее не получилось. Она покачала головой, заставила себя медленно отвести взгляд, повернулась и пошла вслед за Уинтоном.

В Национальную галерею на следующий день она опоздала не из кокетства, но потому что в последний момент решила переодеться в другое платье и боялась показаться слишком охочей до новой встречи. Она сразу же заметила Саммерхея, невозмутимо поглядывавшего по сторонам, под колоннадой, и с екнувшим сердцем отметила про себя перемену выражения на его лице при ее виде. Она сразу повела его в зал итальянских мастеров полюбоваться на сходство с портретом. Хотя цилиндр и стоячий воротничок уменьшали степень похожести, ее невозможно было не заметить.

– Ну что? Нравится?

– Да. Чему вы улыбаетесь?

– У меня с пятнадцатилетнего возраста висела на стене репродукция этого портрета. Как видите, я давно вас знаю.

Брайан присмотрелся поближе.

– Господи! Неужели я в самом деле так выгляжу? Ладно, теперь я попробую найти вас.

Джип покачала головой:

– Нет. Я вам покажу мою любимую картину – «Смерть Прокриды». Угадайте, чем она меня привлекла? Прокрида нескладная, некрасивая. Фавн чудной, уродливый. Что в ней такого? Ну, что скажете?

Саммерхей смотрел не на картину, а на нее. По части эстетики он не мог тягаться с Джип. Она тихо произнесла:

– Удивление на лице фавна, закрытые глаза Прокриды, пес, лебеди, сожаление о том, что жизнь могла сложиться по-другому!

– Ага, жизнь могла сложиться по-другому, – подхватил Саммерхей. – Вам понравились «Паяцы»?

Джип повела плечами:

– Мне кажется, даже слишком.

– Я так и подумал. Я за вами наблюдал.

– Гибель от любви – как это ужасно! Теперь покажите свои любимые картины. Мне кажется, я могу заранее предсказать, какие вам больше всего по душе.

– Попробуйте.

– Во-первых, «Адмирал».

– Верно. Что еще?

– Две картины Беллини.

– Боже, вы страшный человек!

Джип рассмеялась:

– Вам нравятся решительность, ясность, колорит и тонкость деталей. Я права? Вот еще одна из моих любимых картин.

Она остановилась перед крохотным «Распятием» Мессины – тонюсенький крест, изможденный, смиренный, страдающий Христос, такой одинокий и осязаемый на фоне светлых сумерек.

– Мне кажется, эта картина берет за душу больше, чем монументальные полотна. Буквально чувствуешь, что так оно и было. А-а! Смотрите… Это Франческа! Правда, красивые?

– Да, красивые, – ответил он. А глазами сказал: «Как вы».

Они провели среди бесчисленных картин два часа, болтая об искусстве и еще много о чем, ощущая почти такое же уединение, как в купе поезда. Когда Джип отказалась, чтобы ее провожали, Брайан остановился под колоннадой. Между колоннами потоком лился солнечный свет, чистили перышки голуби, у него за спиной и по площади проходили люди – черные крохотные точки в сравнении со львами колоннады. Он ничего этого не замечал. Чем она его околдовала? Она не похожа ни на одну их тех женщин, что он знал. Ни на одну! По сравнению с дамами и девицами высшего света она как… Нужное сравнение так и не пришло ему в голову. И уж тем более не похожа ни на кого из полусвета, в котором он вращался. Не то что эти современные штучки – подавай им колледж, право голоса! Другой такой, как Джип, просто нет! А он так мало о ней знает. Не знает даже, была ли она когда-нибудь влюблена. У нее есть муж… Где он сейчас? Что он для нее? Неповторимая, молчаливая, невыразимая – вот она какая! Как она улыбается! А глаза… глаза у нее такие живые! Она их сразу опускает, как только он пытается в них заглянуть. Как она была прекрасна, когда смотрела на свою любимую картину: с какой лаской во взгляде и улыбкой на губах. Вот бы поцеловать эти губы! С ума сойти… Глубоко вздохнув, Брайан спустился по широким серым ступеням к солнечному свету. Лондон, в котором пульсировала, била через край жизнь, вдруг показался ему пустыней. Завтра, да, завтра он снова увидится с ней!

Глава 4

После этого воскресного визита Джип сидела у окна на Бери-стрит, на подоконнике стояла ваза с гелиотропами. Она вспомнила сегодняшний разговор.

– Миссис Фьорсен, расскажите о себе.

– Почему? Что вы хотите знать?

– О вашем замужестве.

– Я совершила ужасную ошибку, не послушалась советов отца. Мужа я не видела уже несколько месяцев, и, если на то будет моя воля, никогда больше не увижу. Вам достаточно?

– Вы его любите?

– Нет.

– Такая жизнь – что с петлей на шее. Вы не можете от него уйти?

– Нет.

– Почему?

– Таскаться по судам? Брр! Я этого не вынесу.

– Да, мне ли не знать – сущий ад!

Разве мужчина, страстно схвативший ее за руку при этих словах, все тот же молодой человек, что со смехом высовывался из окна поезда? Чем вызвана такая перемена? Джип прижала к лицу гелиотропы: их аромат напоминал о визите Брайана, потом подошла к пианино и начала играть: Дебюсси, Макдоуэлла, Равеля; аккорды музыки эпохи модерна больше подходили к ее настроению. Она все еще играла, когда пришел отец. За последние девять месяцев вращения дочери в светских кругах к нему как будто частично вернулась молодость – усики закручены с особым шиком, щеголеватая одежда, напомаженные волосы. Джип перестала играть и опустила крышку пианино.

– Здесь был мистер Саммерхей, отец. Он очень жалел, что не застал тебя дома.

Уинтон после многозначительной паузы ответил:

– Сомневаюсь, дитя мое.

У Джип мелькнула мысль, что она никогда больше не сможет дружить ни с одним мужчиной, не вызывая у отца подобных молчаливых упреков. Почувствовав на себе его взгляд, она спросила:

– Ну как? Приятно провел время в парке?

– Тридцать лет назад там бывали только важные особы и снобы, а теперь кого только нет…

– Разве цветы в парке не красивы?

– Ну-у… и деревья красивы, и птички. Но, видит бог, люди неплохо разбавляют эту красоту!

– Ты становишься мизантропом.

– Хотел бы я завести племенную ферму для двуногих: им бы не помешало улучшение породы. Что за человек этот молодой Саммерхей? Лицом не подкачал.

– Да, оно очень живое, – бесстрастным тоном ответила Джип.

Несмотря на умение отца держать себя в руках, она всегда читала его мысли быстрее своих собственных, поэтому тут же поняла, что в них борется пожелание дочери жить полной жизнью и необходимость напомнить о предосторожности. Вздохнув,