Растворяясь в песках - Гитанджали Шри

– Откуда Вы знаете? – взволнованно спросил юнец, сидевший рядом.

– Тс-с-с, – подала она знак и улыбнулась.

Наша Мама часто носила Каламкари. Он видел мастеров, которые, приделав волос к бамбуковой кисти, наносили мозаичный узор на сари. «Называй их художниками», – сердилась Мама. И правда, сари были великолепными. И цвета необычные, только природные красители. Хаки, бурый, темно-медный. Краски из корней, бетельного ореха, железа, меди, куркумы. Цветов, листьев, на одном были даже синие цвета, но из чего их делали, я забыл, даже если и знал. И Кандживарам…

Тут юнец удивленно посмотрел на ворону:

– Ух ты! Откуда Вы кар-кар-знали?

А она опять загадочно улыбнулась.

Это было черное сари Кандживарам, на котором белым была изображена история Рамы и Ситы. Столько всего на нем, а все равно такое простое.

– Нет цвета, подобного черному, – объяснила ворона молодым.

– Ага, – подтвердили они, нежно поглаживая милое их сердцу сари, которое покачивалось на ветке.

– Только не клювом, – зашипела ворона, – крыльями.

Он купил его за две тысячи рупий. Первый раз ездил на юг. Жене тоже привез, но она частенько носила Мамино, спросив ее разрешения. Для того времени это было очень дорого. Но еще дороже было Пайтхани.

– Патхан, – каркнул какой-то юноша.

– Патхани, – поправила его девушка.

– Охо-хо, – призвала их к порядку почтенная ворона, – Пай-тха-ни.

Он купил его в Вадодаре. В доме семьи Гаеквад, куда пришел торговец из Аурангабада со связкой сари на голове, – ведь и в самом деле, где еще найти настоящее Пайтхани, как не в доме раджей?

– Ему покажи, – указала рани в мою сторону. – Привезите для своей жены.

«И для Мамы, – подумал я. – Это, с павлинами, бегущими по краю, это, с лотосами, или это, с парчовой каймой, расшитой цветами?»

– Каждую нить пряли и ткали вручную, на одно сари уходит полтора года, господин, – сказал продавец. – Для вас скину цену – вы гость наших покровителей.

Выбрал одно лиловое и одно травянисто-зеленое.

Их тоже развесили на дереве, и одна из ворон-студенток заботливо обернула их листьями, чтобы они не зацепились за острые ветки.

Потом все повернулись и стали с любопытством смотреть на Старшего, потому что он засмеялся, оттого что вспомнил свое путешествие в Тамилнад и как, проезжая мимо магазина, увидел сари цвета красного кирпича. Он вежливо попросил водителя остановиться и зашел внутрь узнать, сколько оно стоит. Продавщица грубо ответила по-английски: «Не продается. Брак». Он было развернулся, но сердце удерживало его:

– Покажите, пожалуйста.

– Брак, брак, – кричала продавщица, как будто разговаривала с глухим.

– Но я ведь могу посмотреть. – Он тоже закричал.

Девушка посмотрела на него так, как будто была готова проглотить этого дурака, который понапрасну тратил ее время. Она достала сари с витрины и практически швырнула ему в лицо. Старший мог немедленно сказать, что это было роскошное сари. Тамилнадский шелк. Цвета красного кирпича. Все в павлинах, а на паллу отдыхают львы. Тончайшая работа, пустого места просто не найти. И все же такое нежное. Такое благородное. Тончайший шелк. Дотронулся, взвесил, погладил, положил и снова поднял: «Сколько?» «Вот ведь свалился сумасшедший на мою голову», – читалось у нее на лице. «Брак! – На этот раз она кричала так, как будто выносила приговор, и стала показывать, – От сих до сих порвано, здесь тоже, и здесь дырка». Но Старший уже понял, что такое сари одно-единственное в мире. Ничего страшного. И еще в те времена, и с учетом скидки за брак он отдал тогда несколько тысяч. Ох уж это сари! Его носили и Мама, и его благоверная. Дырки зашили. В те времена одежду чинили чудесно. Мама сворачивала его, как ковер, потом оборачивала еще одним сари, потом – бумагой и, завязав ленточкой, ставила в шкаф – как бы не порвалось.

Тут Старший вспомнил то сари, которым она оборачивала это. Из тончайшего блестящего шелка. Цвета облаков с золотистым отливом. Настоящее золото! Вот это да! Он повесил сари на ветку, и вороны потеряли голову:

– Золото?

– Да, – подтвердил Старший, – бывает, сари даже плавят, чтобы получить золото.

– Мы никогда не сделаем этого, – сказала одна ворона, с благоговением прикоснувшись к нему.

– Осторожно! – закричала другая. – Оно сейчас порвется.

– Эй, посмотрите на это! – Юноша отвлек их внимание на другое сари, совершенно не похожее на остальные. Старший очень осторожно разворачивал его. Малюсенькое.

– Что говорит его сердце, погруженное в воспоминания? – Вороны стали прислушиваться.

Я не купил его. Увидел в храме жены министра Тамилнада. Ее отец был там потомственным жрецом. А сари принадлежало богине. И что вы думаете? Оно мне тоже понравилось. Тоже было красное, но совершенно не вырвиглаз.

– Что? Вороний глаз? В храме была ворона? – разволновалась ворона.

– Да не «вороний», а «вырви», – попыталась объяснить другая.

– Я все объясню. Сначала послушайте, – вступила почтенная ворона. – Посмотрите.

На сари были золотые клеточки.

«Оно было недостаточно широким, – сказал Старший, – но Мама очень обрадовалась и носила его вместе с другим сари».

«А ведь и правда, – подумал он про себя с чувством гордости, – я даже не знал, насколько хорошо разбираюсь в сари».

Ворона объясняла молодым:

– Вы не осознаете, как речь, звучащая вокруг вас, наполняет ваш ум, и удивляетесь, когда успели все это узнать. Поэтому ищите те места, где речь звучит ясно.

Урок по сари, который давал Старший, продолжался в лучшем виде. Этот урок не имел никакого отношения к тому, что происходило внутри дома, в который он хотел заглянуть, забравшись на дерево. Погруженный в сон, он методично разворачивал воспоминания, обернутые в сари, и одно за другим развешивал их на дереве. Его ученики были в полном восторге от обучения, а сердце продолжало рассказывать.

Теперь сердце спящего Старшего разбередило воспоминание о том, как все это время шла борьба за сари. Жене нравились больше те, что он привозил для Мамы. В какой-то день она обязательно появлялась в них, сначала настояв на том, чтобы первая надела Мама – так проходила инаугурация сари, и оно официально считалось Маминым, после чего его жена могла спокойно их присвоить. Иногда Мама говорила: «Теперь пусть будет твое», потому что Невестка носила сари в пол и ходила на каблуках, от которых на подоле оставались дырки. Невестка, в свою очередь, жаловалась, что все блузки сшиты по Маминым меркам и ей приходится выкручиваться, подбирая другие и комбинируя. Эпические битвы за сари продолжалась бурно и постоянно. Дом процветал, и обе любили нарядиться по случаю. Правда, Мама все больше склонялась к скромным сари и перестала носить слишком цветастые еще при жизни Отца.

– О! – Он вспомнил то темно-синее сари, которое