Растворяясь в песках - Гитанджали Шри

Маму усадили в кресло-каталку. Возраст, возраст, этого требует возраст.

– Оформи ее, посмотри отдельную палату, там ей будет спокойно и удобно, когда будут обследовать.

Когда Мама упала, она смеялась, но теперь устала от бесконечных анализов и обследований, которые ей назначили, как только она переступила порог больницы, и на которые ушло три дня.

К. К. и Старший стояли рядом. Между собой они не разговаривали, а только с врачами и медсестрами.

– Мама джи, а вы моргаете? – спросил врач, читая ее медицинскую карту.

– Иногда, – ответила Мама, подумав.

– Когда поете, голос не дребезжит, как кхартал?[143]

– Я ведь и не пою, – вспомнила она.

– Если кашляете, то в низкой октаве или в средней? Протяжно?

– В высокой, – разбавила она свои мысли нотами.

– А если ногу чешете, то наклоняетесь вниз или поднимаете ногу?

– Тростью чешу, – объяснила она.

– Сны снятся? – спросил он.

– Много, – сказала Мама.

– Ей нужно… – Врач назначил еще какие-то обследования на непонятном языке. Это был главный врач.

Заговорила медсестра:

– Доктор Сахиб, ночью, – она еще раз проверила записи в журнале, – да, в 00.03 и снова утром в 04.52 пациентка свистела.

– Что? Забери свисток. Она может подхватить инфекцию.

– Нет-нет, – засмеялась медсестра, – она губами свистит.

– Интересно. – Врач внимательно посмотрел на Маму и в нерешительности начал поднимать ручку, но видимо, не счел это серьезным поводом.

– Поняли? Сари тут ни при чем, – пренебрежительно сказал он Старшему, который хотел, чтобы Маму как можно скорее выписали из больницы и он увез бы ее домой.

49

Медицинские халаты, болтаются стетоскопы, в руках журнал – приходят и уходят. Дают эти таблетки и те, делают уколы и даже ставят капельницы с физраствором, но решение о выписке принимает главный врач, который придет вечером, если сейчас утро, а когда наступает вечер, придет утром. Расходы возьмет на себя Старший, и все будут дежурить по очереди сутками, ночью с ней будет Дочь, потому что у нее такая работа – если это вообще можно назвать работой, – что можно делать где угодно.

Лица у всех напуганные и потерянные. На лице Дочери – отчаяние. «Я не справилась бы одна, так было нужно, и вот я становлюсь, как остальные, но в этой ситуации преимущества у тех, кто не живет один, а мне мало того что достаются все недостатки одинокой жизни, так еще и быть с ними я должна вынужденно». Невестка тоже встревожена: «С кем поделиться, только один сын может выслушать меня и посочувствовать». Она выходит из палаты, чтобы позвонить ему. Заморский сын всегда рядом, чтобы разделить ее горе в тяжелый час. Он переживает, как успокоить маму издалека. А она рассказывает больничному коридору: «Отпустили на несколько дней, и посмотри, что вышло, – упала, а теперь кто будет ухаживать? Мы, и никто другой». Сын советует ей:

– Давайте бабушке электролиты, наверное, у нее нехватка натрия, и сами тоже держите под рукой, каждые полчаса-час, мам, делайте глоток-два, можете даже не знать, что у вас обезвоживание из-за нехватки электролитов.

– Да, сын, иногда голова просто кругом от постоянной беготни, даже на йогу толком не могу ходить в эти дни, – жаловалась она в сердцах, но в этот момент казалась одновременно уставшей, потерянной и радостной.

Старший стоял в стороне. В тяжелом раздумье. Но в нем просыпалось чувство выполненного долга: «Мама опять будет со мной, я организовал лечение, все в порядке, отсюда – сразу домой».

Сияние праведной гордости в его зрачках померкло, когда в больницу пришла Рози. То утро он провел в одной комнате с К. К. И все переживал: «Девушку из нашей семьи благородных кровей, где каждый может гордится светлым цветом своей кожи, судьба свела с этим черным принцем баклажанов, и думала ли она, если выйдет за него, то в кого пойдут дети? Как бы второй раз не осталась не замужем – не очень-то надежным он выглядит. А тут еще одна беда голову поднимает».

Рози вошла с гордо поднятой головой. Начала с упреков:

– Я узнала только сегодня. Шла в сторону дома, а мне охранник сказал. Это что такое? Почему такой печальный вид? Сестрица, пока жива – все трын-трава. Внутри горишь – все победишь. А иначе дело дрянь и песенка спета.

Врач и медсестра подняли глаза, но решили, что лучше им погрузиться в свои дела.

Рози достала из сумочки гребешок и, встав поодаль, распустила волосы, сжала шпильки губами, собрала разбросанные в воздухе локоны в пучок и села у изголовья Матери.

– Уже три дня, сестрица? – Она округлила глаза. Ее рука незаметно нырнула под дупатту, а потом за оранжевые и чернильно-синие цветы на обтягивающей курте и поправила перекрутившуюся бретельку лифчика.

– Ты сама исчезла, негодница, – улыбнулась Мама.

– Сестрица, – голос Рози разносился эхом, – негодные – это хорошо. Всегда будут с тобой. А годные бросят.

Медсестра рассмеялась. Измерила Мамину температуру и собралась уходить.

– И насколько горяча наша сестрица? – спросила Рози.

– Нормальная температура. – Медсестра покачала головой в южноиндийском стиле, что означает и «да» и «нет» одновременно.

– Вот она я, здесь. И все нормально. А то бог знает, что могло случиться.

– Померла бы, что же еще? – радостно сказала Мама.

– Сестрица, – тетушка Рози резко повернулась, – не так уж это просто. Чтобы умереть в один прекрасный день, нужно прожить тысячи дней.

Эти слова, произнесенные Рози, как любимые диалоги из фильмов, стали эхом отдаваться в больничных коридорах. «Чтобы умереть в один прекрасный день, нужно прожить тысячи дней». Эта фраза о судьбоносности смерти стала такой же крылатой, как бессмертный вопрос Габбара Сингха «Эй, Самбха, сколько их было?»[144]

Никто не знает, как были подготовлены документы на выписку: то ли пока Рози кружила по больнице со своим представлением, то ли просто все обследования были закончены. Старший узнал потом, что бумажными делами занималась Рози, а в это время Дочь увезла Маму обратно к себе домой. Чувство выполненного сыновьего долга опять рассыпалось в прах. А обитатели больницы подхватили еще один афоризм от Рози, который полюбился им даже больше предыдущего: когда Мама сказала: «Пусть сначала Старший вернется», Рози ответила: «Какой старший? Старший по тарелочкам?»

50

Когда Мама вернулась, со всех сторон забегали – спрашивали, как у нее дела, и помогали донести вещи до квартиры. Охранник открыл ворота и поприветствовал, садовник открыл дверь машины, уборщик, мойщик машины, разносчик газет, служанки, другие водители