Растворяясь в песках - Гитанджали Шри

– Ничего не было, дети силком утащили, согласилась только, чтобы они успокоились, – объяснила королева-Мать.

– Да, – подхватили радостные подданные, – возраст – коварная штука.

– Какой возраст? – вступила Дочь. – Врач спрашивал, что она ест, сердце как у ребенка.

– А живот, как у старухи, – прыснула Мама, кружа в воздухе тростью, отчего разноцветные бабочки стали танцевать на их головах.

Многочисленная процессия доставила Маму домой. Когда открыли дверь, она вихрем понеслась внутрь и стала открывать все окна – сама или с чьей-то помощью. От этого прыгнула белка, вспорхнул воробей, муравей засеменил крошечными ножками, кролик заскакал по-кроличьи, взметнулась антилопа, вдалеке слон помахал хоботом, прокралась кошка, прошмыгнула мышь, и из-за шкафа, виляя хвостом, вышла потерявшаяся собака, готовая кинуться, чтобы облизать, – все они оказались внутри под видом ветра и солнечного света.

От столкновения с таким количеством тел с Дочерью что-то случилось. Их запах, в котором смешались земля, пот, мыло, еда, ароматическое масло и бензин, пронзил ее мозг. Она медленно зашла в дом, как будто это она была больной, которая вернулась из больницы.

– Ты не поливала цветы, земля совсем высохла. – Мама подтянула табуретку, села и погрузила пальцы и локти в землю. Чтобы опять расти вместе с ними. Опять почувствовать биение жизни в своем теле.

51

И вот опять она та взрослеющая девчонка, которой скоро шестнадцать, а не старуха на склоне лет, которой скоро восемьдесят. Девчонка моется – изучает свое тело, бутоны на груди, круговорот пупка, пушок на внутренней стороне бедер, азарт на лице. Волнуется и сгорает от любопытства: и тайна, и скандал. Коснется тела в любом месте своей же рукой – пробивает дрожь. Скользит, поглаживает и высоко вздымает еле заметные волны. И что тогда? Что? Мама начала постанывать.

Своими уколами и надрезами больница освежила чувствительность тела и его старые раны. Стоит только взять за руку или толкнуть в спину, как тут же: «Ой, сжала, след остался, посмотри, столько уколов делали одновременно, медсестра не могла найти вену, все истыкала». Где-то темные остатки въевшегося геля, где-то следы от уколов, где-то вонючая мазь.

– Все болит, – радостно сообщает она, скользя рукой и глазами по своему дряблому, обвисшему и покрытому пятнами телу. – Вот погляди, это в больнице выросло.

– Боже, Мам, ты что, их все помнишь, что различаешь, где новое?

– Почему бы и нет? Почему бы и не помню свое тело? Посмотри, потрогай. Ой-еой, ай-яай.

Старательно соскребает засохшие корочки, разглаживает ямки, мажет ранки и волдыри.

Ни один врач и знахарь не знает лекарства, только Рози. Она принесла листья дурмана и обвязала их вокруг бородавки. Картофельные шкурки втерла в лицо. Наполнила дом едкими запахами, и дом опять зазвучал, не веришь – постучи по стене, колонне, углам. Мамины глаза округлились от удивления:

– И правда, приплюснулась немного, смотри-смотри, и вокруг пятно уменьшилось, побледнела даже.

От взмахов ее трости начинают порхать бабочки, и ей совсем невдомек, что Дочь подумала сейчас: «А кому она говорит? Кто должен посмотреть?»

Что с телом не так, что, только молодые имеют на него право и могут испытывать влечение к нему? Как будто с уходом молодости день за днем кусочек за кусочком ты должен стягивать с себя отмершую кожу, чтобы выбрасывать ее и все больше отрешаться?

52

Тело – тайна. Дочь размышляла о теле Рози, увидев, как Мама оперлась на ее руку и они вместе пошли прогуляться вниз, к гробнице. «Чье это тело – его или ее? Мама опирается на его руку или ее?»

Заостренные груди, которым при каждом поднятии руки Рози не терпится выскочить из-под накидки. Перепрыгнуть границу.

В изобразительном искусстве и в поп-культуре границы пересекает другое тело. Там, где пересекается граница, происходит слияние. Соединение мужского и женского. Бирджу Махарадж и катхак[145], Джайшанкар и Сундари[146]. Шанкара и Парвати[147]. Их слияние порождает волшебство – став другим, они присваивают другого себе. Ганди, который сидит, по-женски сведя колени вместе, пересекает границу. Дядя Лаччху покоряет сердца, готовя еду.

Дядя Лаччху возглавляет свадебную процессию вместе с женщинами, готовит пури и качори, растирает и поджаривает специи, чтобы фаршировать горький огурец, тинду и бамию. Он намотал на голову дхоти и сидит во дворе, вытянув ноги, перед ним большое блюдо с топленым маслом, поджаренной пшеничной и нутовой мукой, куда он добавил сушеный имбирь, камедь, неочищенный тростниковый сахар и сухофрукты, и когда в его ладонях заплясали кругленькие шарики, предназначавшиеся для только что родивших мам, никто не смеялся над его женственной внешностью и поведением, а роженицы, учуяв запах ладду, стали возвращаться к жизни.

– Дядя, дай нам тоже попробовать, – умоляли мужчины и дети.

– Ты кого родил, дочь или сына? А ты? Родишь – тогда и попробуешь, – смеясь отвечает он, как будто главная мать из всех.

По двору разносится смех и хихиканье. Но смеются не над ним. Никто не упрекнет его в недостатке мужественности и не назовет евнухом. Очень его уважали. После того как поедят мужчины, он ел роти с женщинами, хорошенько сдобрив их маслом. Потому что женщины – это его мир, его неиссякаемая эйфория и весна.

Если вы не знаете дядю Лаччху, что вы можете знать об этих ладду с сухофруктами? А о ласси и сливках Радхе Пахалвана или о балушахи мужа маминой сестры? А о шакарпара дяди Лалу? О кхире из проса, что готовил старший брат отца? Об имарти Носатого и лаванглата тетки Плясуньи, сдабривающей их сочными ругательствами? Тогда ты лишен всех радостей и удовольствий.

Но мы не пытаемся воссоздать здесь те времена, это история одной семьи, в которой на каждое телесное воплощение найдется свой строгий взгляд, а такие, как Рози, приводят в замешательство, и Дочери нужно понять то, что никак не укладывается в голове и делает ее изображением со стертыми линиями. То ли наполовину проявленным, то ли наполовину исчезнувшим.

С Рози Какое-же-у-нее-тело Мама тоже перевоплотилась по-новому. Вышла, помыв голову, волосы свободно обернуты полотенцем, потому что Рози не велела сушить распущенными – на ветру они теряют полезные вещества и становятся сухими. Теперь она заплетает косу. Мама сидит на стуле, Рози стоит позади, касается ее волос. «Какими пальцами? Какого тела? Странно позволять каждому трогать себя», – что еще могла подумать Дочь?

– Иди сюда, детка, тебе тоже сделаю.

– Нужно заплести свободную косу, – говорит Мама.

Прочитала это в журналах, которые ей приносил К. К.? Или прельстилась приторно-сладкими уговорами Рози?

– Да, детка. Твои волосы превращаются в швабру. Как