За гранью. Поместье - Джон Голсуорси

– Поцелуйте меня, маленькая Дафна, – попросил он.

Девушка даже не пошевелилась. Прикусив белыми зубками нижнюю губу, она сказала:

– Ах нет, покорно благодарю. Как себя чувствует миссис Фьорсен?

Он резко отвернулся:

– Нет больше никакой миссис Фьорсен.

– Ах, она с вами развелась?

– Нет, хватит о ней! Хватит, я говорю!

Дафна Глиссе, по-прежнему стоя в самом центре захламленной гримерной, буднично констатировала:

– И это называется «вежливость»? Как странно. Я не могу сказать, что рада вас видеть. Мне пришлось очень тяжело, знаете ли, а миссис Фьорсен поступила как ангел. Зачем вы ко мне пришли?

Действительно, зачем? «Чтобы ты помогла мне забыться», – мелькнула мысль.

– Я жестоко обошелся с вами, Дафна, вот и пришел загладить свою вину, если вы позволите.

– Ах нет, вы не сможете ничего загладить, благодарю вас. – По телу девушки пробежала дрожь, и она начала натягивать перчатки. – Вы меня многому научили. Мне следовало бы вас поблагодарить. Ах, вы бородку отрастили? Думаете, она делает вас лучше? Мне кажется, с ней вы похожи на Мефистофеля.

Фьорсен уставился на личико идеальной формы, на котором к природной бледности добавился розовый румянец. Она что, над ним издевается? Невероятно! Откуда взялся этот бесстрастный тон?

– Где вы теперь живете? – спросил он.

– У себя, в студии. Можете прийти посмотреть, если желаете.

– С удовольствием.

– Но сразу предупреждаю: я сыта любовью по горло.

Фьорсен ухмыльнулся:

– Даже к другим?

Дафна Глиссе спокойно ответила:

– Прошу вас обращаться со мной как с дамой.

Фьорсен прикусил язык и поклонился:

– Позвольте угостить вас чаем с пирожными?

– Спасибо. Я очень голодна. Перед дневными спектаклями я не обедаю: так легче танцевать. Вам понравилась моя Офелия?

– Она ненастоящая.

– Разумеется, ненастоящая. Номер поставлен с помощью зеркал и проволочных сеток. Но у вас осталось впечатление, что моя героиня сходит с ума?

Фьорсен кивнул.

– Я очень рада. Идем? Я хочу чаю.

Дафна осмотрела себя в зеркале, обеими руками поправила шляпку, на мгновение показав уверенную красоту своей фигуры, сняла со спинки кресла сумочку и сказала:

– Я думаю, что вам лучше идти первым, чтобы не вызывать подозрений. Я присоединюсь к вам в кафе Раффеля, у них вкусно готовят. Au revoir[25].

Фьорсен, испытывая замешательство, раздражение и странную покорность, спустился по Ковентри-стрит, зашел в безлюдное кафе Раффеля и, заняв столик у окна, уставился в пространство. Перед ним вдруг возник образ Джип, сидящей на дубовом сундуке у изножья кровати, и подчистую вытеснил мысли о Дафне. Подошел официант, чтобы взять заказ. Бегло взглянув на бледное, искаженное яростью лицо посетителя, он заученно спросил:

– Чего желаете?

Подняв глаза, Фьорсен увидел на улице Дафну Глиссе, разглядывавшую выставленные в витрине пирожные. Девушка вошла в кафе.

– Ах вот вы где! Мне, пожалуйста, кофе со льдом и кусочек орехового торта. И немного марципанов тоже. Да, торт принесите со взбитыми сливками. Вы не возражаете?

Девушка села и, посмотрев Фьорсену в лицо, спросила:

– Где вы были за границей?

– В Стокгольме, Будапеште, Москве, в других местах.

– Прекрасно! Как вы думаете, меня бы хорошо приняли в Будапеште или Москве?

– Возможно. У вас вполне английская внешность.

– Ах, вы считаете, что я типичная англичанка?

– Совершенно верно. Такого рода…

Он хотел было сказать: «Такого рода пошлятины не сыщешь ни в одной другой стране», – но так и не решился закончить фразу.

– Такого рода красоты, как у меня?

Фьорсен с ухмылкой кивнул.

– Ах, это, пожалуй, самый лестный комплимент, который я от вас когда-либо слышала, хотя больше воображаю себя гречанкой, язычницей.

Дафна замолчала, потупив взор. Ее профиль, освещенный сбоку, в эту минуту был особенно чист и нежен.

– Вы, наверно, меня презираете, маленькая Дафна? Вы должны меня ненавидеть.

Дафна Глиссе подняла взгляд. Ее серо-голубые глаза посмотрели на него с тем же выражением, с каким она только что разглядывала марципан.

– Нет, я вас не презираю. Больше не презираю. Разумеется, если бы у меня еще оставалась хоть капля любви к вам, я бы вас ненавидела. Чудно́, правда? Ведь не обязательно ненавидеть человека, чтобы считать его дрянью, не так ли?

Фьорсен закусил губу:

– То есть я, по-вашему, дрянь?

Глаза Дафны Глиссе округлились.

– А кто же? Вас никак иначе нельзя назвать после того, что вы сделали.

– Но вы в то же время не отказываетесь выпить со мной чаю?

Дафна Глиссе с набитым ртом ответила:

– Видите ли, я теперь ни от кого не завишу и знаю, что такое жизнь, поэтому не боюсь вас.

Фьорсен протянул руку и стиснул ее запястье в том месте, где бился ровный спокойный пульс. Дафна посмотрела на его руку, переложила вилку в другую ладонь и продолжила есть как ни в чем не бывало. Фьорсен отдернул пальцы словно ужаленный.

– Ага, вы действительно изменились. Никаких сомнений.

– Да. А вы как думали? Знаете ли, такие испытания ни для кого не проходят даром. Я считаю, что была страшной идиоткой. – Она замерла, не донеся ложку до рта. – И все-таки…

– Я вас все еще люблю, Дафна.

Девушка медленно повернула к нему голову, издав слабый вздох:

– Было время, когда я многое бы отдала, чтобы услышать эти слова.

Снова отвернувшись, она выудила из куска торта крупное ядро грецкого ореха и сунула в рот.

– Придете посмотреть на мою студию? Она новая и красивая. Я получаю двадцать пять фунтов в неделю, а за следующий ангажемент будут платить тридцать. Мне хотелось бы, чтобы миссис Фьорсен об этом знала. Ах, совсем забыла – вам не нравится, когда я о ней говорю! Почему? Мне хочется, чтобы вы объяснили. – Равнодушно посмотрев, как прежде официант, на гневное лицо Фьорсена, Дафна продолжила: – Не знаю, как это получилось, но я вас больше ни капельки не опасаюсь. Раньше – да. Ах, как, кстати, дела у графа Росека? Он все такой же бледный? Вы что-нибудь себе еще будете заказывать? Вы почти ни к чему не притронулись. Знаете, чего я еще хочу? Шоколадный эклер, малиновое мороженое и содовую воду с долькой мандарина.

После того как Дафна медленно высосала напиток, тыча соломинкой в кусочек мандарина, они вышли из кафе и поймали такси. По пути в студию Дафны Фьорсен попытался завладеть ее пальцами, но девушка, сложив руки на груди, спокойно сказала:

– Злоупотреблять теснотой в такси – признак дурных манер.

Фьорсен угрюмо отодвинулся в угол, искоса поглядывая на спутницу. Неужели она с ним играет? Или действительно перестала слушаться по щелчку пальцев? В это трудно было поверить. Такси, попетляв в лабиринте улиц Сохо, остановилось. Дафна Глиссе вышла на тротуар, спустилась по узкому переулку