Человек, который любил детей - Кристина Стед

– Мне бы очень хотелось, чтобы ты посетил мою страну. Я с радостью принял бы тебя как гостя. – Сэм вздохнул. – Ты мог бы приехать со своим маленьким сыном, а я познакомил бы тебя со своими детьми.

– Вы – хороший человек, сэр. Все равно что бог.

– Нет, Наден, я – обычный человек, который ищет справедливости и ратует за счастье других.

– Сэр, вы такой же, как боги.

– Я не верю в богов – только в благое, – сказал Сэм. – Боги требуют жертв; благое дается всем.

Этот бледный чужестранец, витавший в собственных мечтах, был симпатичен Надену, и он чуть раздвинул в улыбке губы под маленькими темными усиками, но потом немного посерьезнел.

– Я верю в Бога и верю в то, что Бог скоро явится нам, и когда Он явится, вы увидите Его и поверите в Его существование. И Он увидит вас.

– Знаешь, мой друг, – раздраженно произнес Сэм, – я предпочел бы быть дома, со своими детьми, предпочел бы слушать, как шелестят вязы, клены и кедры, как милая малышка Марета тоненьким голоском спрашивает, исполнится ли ее желание, предпочел бы вести учет джорджтаунских птиц, нежели толкаться у трона Всевышнего. И если бы мне предстояло выбирать между Богом и ими, я выбрал бы их. И ты тоже, Наден. Никогда не было такого, чтобы какой-то отец принес в жертву собственного сына, как о том повествует та старинная жуткая история. Не было такого никогда.

Наден молчал, пораженный этой мыслью. Сэм чувствовал, что он, возможно, вел себя несколько грубовато по отношению к своему верующему секретарю, посему, скривившись, устало добавил:

– Возможно, есть черный бог и есть белый бог.

Они шли по небольшому мосту Кавена. Луна еще не выкатилась на небо, и в сгущающихся сумерках они различали с левой стороны флотилию барж, швартовавшихся у речного берега. Сэм замедлил шаг, наслаждаясь струйками прохлады, пробивавшимися сквозь тонны густого влажного воздуха, подобно тому, как ручейки толкали и пихали левиафана, постепенно смещая спящее гигантское чудище на дюйм или два.

– Я никогда не задумывался о цвете кожи Бога, – зазвучал в темноте струящийся волнообразный голос индийца.

– Абишегенаден, ты сам совсем темнокожий!

– Да, сэр, – подтвердил Наден.

– Разве ты не хотел бы быть светлокожим, как я?

– Нет, туан. В отличие от вас, я не небом рожден.

– Я лишь жалкий простой смертный, – возразил Сэм. В очередной раз он неверно истолковал слова клерка-индийца, но был счастлив в своем заблуждении. – Белые люди, глупые белые люди, уверены в своем превосходстве над людьми с другим цветом кожи. Как вы к этому относитесь?

– Как относимся? Сэр, народы с самой темной кожей – самые древние; белый человек обрел могущество не так давно. Он думает то, что думает, потому как еще слишком мало живет в этом мире. По сути, он – ребенок. Мой сын, когда дорастет до двух лет и начнет бодать меня головой, тоже будет мнить себя сильным. Это не может длиться долго. Цари Египта были темнокожие; до недавнего времени весь мир состоял из темнокожих людей. А потом из какой-то трещины в земле вылез белый человек. Ему ничего не ведомо о тех временах, что были до него. Вот как мы к этому относимся, сэр. Белый человек – случайность.

Этот удивительный ответ на время лишил Сэма дара речи. В конце концов (когда они шли через сад со старыми деревьями, вдоль высоких белых стен) он произнес:

– У тебя неверные представления, Абишегенаден: египтяне были светлокожие (в лучшем случае имели медный цвет кожи); и даже самые темнокожие из вас ведут свое происхождение от светлокожих людей – таких, как древние персы. Китайцы по большей части тоже почти белые. Чернокожий человек встречается относительно редко. Ты и впрямь думаешь, Наден, – спросил Сэм, – что первобытный человек был чернокожим? Думаешь, он был черным, а потом побелел?

– Быть может, существовало две или три разновидности первобытного человека, – ответил Наден.

Сингапур – во всем чисто восточный город, за исключением небольших районов, почти полностью отданных европейцам. Здесь всюду, куда ни кинь взгляд, видишь темную или горчичную кожу представителей множества разных народов – выходцев с материковой части Малайи, из Индии и Китая, с Целебеса (Сулавеси) и Явы, а также малайцев из районов Суматры, где проживает народность минангкабау, уроженцев Бирмы, Сиама, Кохинхины, и даже темноглазых представителей Турции, Армении, Португалии и Японии. Верховодят в Сингапуре британцы, при поддержке белых заправил и надсмотрщиков из Британской империи и США, но и китайцы – один из главных механизмов города – тоже задают тон: Малайя опутана сетями Китайской торговой палаты. Сэму казалось, что его сердце расширяется от общения со столь огромным множеством чужеземных народов, и в его душе расцветало, словно одуванчик, благодатное чувство, которое он называл любовью к человеку и обожанием всего человечества. Он пытался запомнить приветствия разных народов, научиться отличать один народ от другого, в том числе по акценту, если уж не по языку. Другое дело – клерк Абишегенаден. Положение на госслужбе у него было шаткое, однако, как и все чиновники, он презирал не только людей всех остальных национальностей, но и тех, кто был ниже него по статусу. Его симпатия к Сэму была временной и несла в себе нотку покровительственности: Сэм был не из местной госструктуры и, естественно, не понимал всех тонкостей, строгих табу сингапурской бюрократии. Надену приходилось общаться с другими белыми не из местных чиновников (на его взгляд, они были мягкотелыми, своего рода мракобесами) и одним белым с Востока, служившим вместе с ним, и он тайком посмеивался над ними: что может знать об этом белый человек в стране белых? Как подчиненный Сэма, Наден воздержался от дальнейших замечаний о темнокожих в Америке, а про себя подумал: и этот человек, хоть он и из Вашингтона, не имеет ни малейшего представления о системе управления государством в своей собственной стране.

Они подошли к гостинице, где остановился Сэм и сейчас все еще корпел над записями его секретарь-китаец, и когда стали подниматься по лестнице, Сэм, из абсолютно добрых побуждений, сказал:

– Наден, ты не кто иной, как темнокожий ариец, а я – ариец обесцвеченный, какие нынче в моде.

Наден сделал вид, что не слышал его.

* * *

Китаец-баба (китаец, родившийся в Сингапуре) Лай Вань Ху, секретарь Сэма, владевший несколькими языками, все еще расшифровывал нескончаемую череду восхитительных стенографических знаков, сделанных в тетради. Он был правой рукой Сэма и, в сущности, выполнял за него почти всю работу; без Вань Ху