Крейсер «Суворов» - Александр Ермак

Конечно, молодым парням хорошо бы поддерживать себя в сносной физической форме. Но турниры по футболу, гребле организуют только по праздникам. В остальное время каждый выходит из положения как может: в кубриках сбрасываются и покупают за свой счет боксерские перчатки, гири. Но их изымает начальство, аргументируя тем, что под видом занятия боксом происходит избиение молодых матросов, а гирей покалечиться можно и статистку несчастных случаев испортить.

Негде заниматься спортом на крейсере, не предусмотрено для этого специальных помещений. И хорошо еще, что есть в распорядке дня обязательная утренняя зарядка, которая проводится каждый день на верхней палубе или на стенке. Командование вынуждено ее проводить в соответствии с распорядком дня.

Матросам нужно заботиться не только о физическом, но и душевном здоровье. Однако переключиться на корабле особенно не на что. Раз в полгода, а то и в год организуется культпоход на берег для посещения местного кинотеатра. Чаще же «культурные» мероприятия проходят прямо на борту. В честь годовщины Великого Октября или Праздника труда дает концерт собственный корабельный оркестр или какая-нибудь «шефская» комсомольская агитбригада, исполняющие «высокохудожественные» музыкальные произведения. Солист, что есть мочи, дерет глотку:

«И Ленин такой молодой,

И юный Октябрь впереди…»

Магнитофоны на корабле запрещены, поэтому их держат на боевых постах нелегально. Правда, можно скинуться и купить в кубрик проигрыватель грампластинок, но его командование рано или поздно арестует в наказание за какую-нибудь общую провинность.

Баяны и гитары, на которых втихую играют в кубриках и боевых постах, также периодически конфискуются. Карабас лично разбил несколько гитар, посчитав, что эти музыкальные инструменты не идут на пользу укреплению дисциплины.

Единственная «культурная» отдушина матросов – это кино, которое, согласно приказа политотдела флота, должно показываться каждую неделю. Его и показывают. Правда так, что смотреть фильмы не так-то просто: изображение то трясется, то делится пополам. Лента в стареньком кинопроекторе постоянно рвется, и тогда возникает длительная пауза. Если перегорает лампочка, то выясняется, что запасной нет, и кино вообще отменяется. Хотя галочка о его просмотре в отчете проставлена…

Выбора, какое кино смотреть, нет. Так же, как нет и выбора, что читать. Библиотечное помещение на корабле имеется. Только все полки в нем украшают сплошные собрания сочинений Маркса, Энгельса и Ленина. Хочешь – «Капитал» читай, хочешь – «Государство и революция». А если пожелаешь что-нибудь про морские традиции, про историю русского флота узнать, то напрасно. Даже «Цусимы» в корабельной библиотеке никогда не водилось. Но зато имеются подшивки газет «Правда», «Комсомольская правда», «Боевая вахта», «На страже Родины», «На боевом посту». «Огонька» или «Спутника», конечно, нет…

Белаш еще на гражданке слышал о том, что раньше за время службы люди среднюю школу заканчивали, к поступлению в техникумы и институты готовились. Два, а тем более, три года – большой срок. За это время можно и спортивный разряд получить, и музыкальным инструментом овладеть, да даже и иностранный язык выучить. Однако командование не только не способствует развитию подчиненных, но и всячески препятствует любому полезному делу, которым занимаются матросы, видимо, боится, что «сверху» спросят:

– У экипажа времени свободного много? Вместо боевой и политической подготовки на балалайках тренькают, штангу тягают, чужие языки осваивают…

У многих от напряженной корабельной жизни расшатывается здоровье. Хоть и молодые парни, но некоторые приходят с гражданки имея хронические болячки. Призывные комиссии смотрят сквозь пальцы: холецистит или панкреатит за болезнь не считается. А кто тебе в воинской части диетическое дробное питание организует? Будешь вместе со всеми давиться пшенкой и перловкой на комбижире.

В каждом подразделении найдется матрос, мучающийся желудком. Никто ему ничем не поможет.

Даже с энурезом парней присылают: их только на нижние шконки или на рундуки спать пускают, чтобы не обмочили тех, кто спит под ними.

Зубы у всех портятся на корабле от нехватки минералов и витаминов. Корабельный стоматолог старается изо всех сил, но у него из обезболивающего только новокаин, который почти ни на кого не действует. Так что рвет и сверлит без наркоза, лепит цементные пломбы, которые выпадают через несколько дней. Ну а тем, кому в свои двадцать лет уже нечем жевать флотский харч, разрешают ставить дешевые железные болванки в береговой стоматологии. На то, чтобы обзавестись одной коронкой, уходит полгода, а то и больше.

Если кто простуду подхватит, то обычно на ногах переносит – никто тебе освобождение от вахты не даст. И как только заболел кто-то из соседей по шконке или боевому посту, то, значит, друг за другом переболеют тем же самым все в подразделении.

Не хуже физического страдает и психическое здоровье матросов. Замполиты и пропагандисты, отвечающие за моральный дух экипажа, ничем, кроме группового чтения материалов очередного Пленума ЦК КПСС, помочь не могут. Верующих среди матросов – сплошь комсомольцев и коммунистов, – как бы нет, поэтому нет на корабле ни батюшки, ни муллы, ни ламы. Единственное, чем матросы могут облегчить себе жизнь, так это неуставным обращением друг к другу, называя не звание, а просто фамилию, имя или кличку, как это делается на гражданке: «Пасько», «Слепа», «Старик», «Шуша»…

Не просто это – постоянно быть в напряжении, провести несколько лет среди чужих людей, вдали от близких. Только почта соединяет матросов с родными, от которых идут на корабль долгожданные письма, открытки. Иногда приходят и особо приятные посылки с чем-нибудь вкусненьким, домашним. На них нет ограничений. Но все понимают, что каждая такая посылка обходится родным в копеечку, да еще и постоять им в очереди придется на почте, ящик специальный раздобыть…

Когда крейсер пришвартован у стенки, то близкие иногда телефонные переговоры заказывают через местный пункт связи. И тогда можно попытаться отпроситься с каким-нибудь офицером на берег, услышать далекий родной голос. Белаш никогда не понимал, почему нельзя обеспечить разговор с домашними прямо с корабля. На крейсере такая мощная техника. И ведь однажды дежурный офицер из БЧ-4, пожалев Вадима, которого не отпускали с корабля на переговоры, отвел его в один из своих постов и приказал подчиненным:

– Дайте ему поговорить с домом.

Через минуту пост связи подключился к гражданскому переговорному пункту. Вадим услышал родителей, сестру, они – его…

Конечно, каждый на корабле хочет пообщаться с родителями, с гражданскими друзьями. Вместе с тем иногда бывает, что накатывает, и хочется побыть одному. Но на корабле немногие себе это могут позволить. В каждом кубрике – двадцать-тридцать человек, в посту тоже – всегда несколько товарищей. Даже в гальюне редко соседний толчок свободен.

Когда родные, друзья, девушки далеко, а