Три истории на моих поминках - Евгения Захарчук

свободной от ее гнета. Кричала, что мечтаю свалить из этого дурдома. Потом бабушка меня бойкотировала. Наутро я молча проходила мимо нее, привыкнув, что она со мной не разговаривает. Но бабушка то ли злобно, то ли обиженно произносила, не глядя на меня, что вообще-то по утрам даже незнакомые люди здороваются друг с другом. Без каких-либо извинений мы заключали перемирие, чтобы вечером поссориться снова.

И все же я была очень хорошей девочкой. Я училась в новой школе и переживала из-за одной четверки в четверти по русскому языку.

Дедушка был очень хорошим дедушкой. Вставал в пять утра, чтобы ехать на завод и зарабатывать деньги на всю нашу семью. На заводе он всегда задерживался, бабушка говорила, что из него там варят мыло. Вечером он возвращался, ел разогретый бабушкой суп и засыпал в кресле перед телевизором. Я пыталась выключать телевизор, чтобы он не мешал дедушке спать, но дедушка бормотал: «Я смотрю, я смотрю». А потом будильник снова звенел в пять утра. Поскольку он был не на телефоне, а в электронных часах, кнопки «передвинуть на пять минут» не было. Будильник звенел в пять утра, дедушка вставал и ехал на завод.

В новой школе надо было носить форму. У девочек — белая блузка, черная юбка и колготки. Колготки рвались о зацепки на деревянных стульях. «Ну это невозможно — каждую неделю покупать по пачке колготок», — возмущалась бабушка. Она вела бюджет семьи, следила за тем, чтобы дедушкиной зарплаты хватало на все, а не только на колготки.

Бабушка научила меня штопать, с советских времен у нее остался деревянный гриб, который можно было просунуть под ткань, чтобы не зашивать на весу. В стопку с рваными колготками бабушка подкладывала мне дедушкины носки, их в конце надо было рассортировать по парам, чтобы сэкономить дедушке время с утра. Я послушно все штопала, но ходить с уродливыми швами на голенях не хотела. Тогда бабушка придумала носить гетры поверх колготок. Так она изобрела мне идентичность пятиклассницы с яркими полосатыми гетрами.

Бабушка была очень хорошей бабушкой. Она активно включалась в мое обучение. Однажды в школе задали написать доклад на тему «Моя семья в годы Великой Отечественной войны». Основную часть текста я переписала из найденных прабабушкиных воспоминаний о войне. Бабушка помогала мне написать вступление. Она диктовала: «Великая Отечественная война была для России освободительной». Я записывала ее слова на листе А4, который до этого с помощью линейки и карандаша расчертила ровными строчками. Я спросила бабушку, что это значит, что такое освободительная война. Бабушка объяснила, что это Германия первая напала на Россию, а Россия только защищалась.

Двадцать четвертого февраля 2024 года мы созвонились и спустя пять минут разговора приняли соглашение не обсуждать происходящее. Я не знала, как дальше рассказывать о своей жизни, не обсуждая происходящее. Что-то всегда всплывало. В нашей речи появились эвфемизмы: «когда все началось», «ну вот это все».

Однажды я решила написать бабушке с дедушкой бумажное письмо. Мне показалось, что в переписке мы сможем говорить свободнее. Я упомянула, что в сентябре ко мне должна будет заехать в гости подруга.

Спустя месяц бабушка позвонила и сказала, что ей очень понравилось мое письмо, что на бумаге я рассказываю гораздо больше о своей жизни, чем по телефону. Но она так на него и не ответила. Только один раз в телефонном разговоре поинтересовалась, как прошла наша встреча с подругой. В этот момент я убиралась в комнате и была сосредоточена на сортировке немецких счетов за квартиру. Наверное, поэтому я не успела собраться с мыслями и придумать какую-то полуправду. Я сказала все как было: подруга не доехала до меня, потому что объявление о мобилизации застало ее в Италии и она решила податься там на беженство, без права покидать страну. Бабушка ответила:

ЧТО?

И я поняла, что сказала что-то, что не должно было быть произнесено. Я поспешно добавила, что это долгая история, а мне надо бежать по делам. Эту долгую историю я так ей и не рассказала. А она не попросила ее рассказать.

Когда бабушка сказала: «Ты съедешь от нас и вообще про нас не вспомнишь, мы тебе совсем не нужны», я поставила себе цель доказать, что я не буду неблагодарной, что я не исчезну. И пыталась компенсировать свое отсутствие. Заказывала торт с доставкой на день рождения дедушки. Договорилась с курьеркой, дала ей адрес. Когда она позвонила в домофон и сказала «вам подарок», дедушка подумал, что это какие-то мошенники пытаются попасть в дом. Согласился открыть дверь только со второй попытки. Я заказывала подарки экспресс-доставкой, и бабушка гадала, сколько же это стоит, когда что-то привозят вот так домой в течение часа. Современные сервисы вызывали у них тревогу. Я покупала им билеты в кино и театр, чтобы они выходили из дома.

Но им не нужны были все эти билеты, им нужно было, чтобы я была где-то рядом.

Наверное, можно сказать, что я разрушила нашу семью.

Мы никогда не обсуждали, почему я редко приезжаю в Россию. Но мне начало казаться, что этот невысказанный вопрос прилипает к каждому нашему разговору. Кажется, бабушка придумала, что у меня много работы и сложный график отпусков. Это довольно удобное объяснение. Хотя бабушка приняла его даже слишком просто. Почему она не задает этот вопрос? Может быть, все уже потеряно и нет смысла?

Я перестала понимать, ждут ли от меня, что я буду приезжать чаще.

Бабушка все-таки перезвонит мне на следующий день после нашего разговора. Она будет рада, что я собираюсь приехать. Спросит, что мне приготовить, чем меня встретить.

Я попрошу приготовить сырники.

Глава третья

Я вызываю такси до аэропорта в «Убере» и расстраиваюсь, что уже вышла из дома, а время ожидания — пятнадцать минут. До аэропорта ехать двадцать, и это стоит тридцать пять евро. За эти деньги за мной приедет мерседес с прозрачным люком в крыше.

За рулем всегда иммигранты.

Я почти не говорю по-немецки в Германии. Немцы с первых слов, услышав мой акцент, переключаются на английский. Я использую немецкий только для того, чтобы общаться с таксистами. Раньше я не могла представить, что буду говорить на немецком с афганцами, пакистанцами, арабами, сирийцами. Я вообще не могла представить, что буду с ними говорить, что встречу их. Но я благодарна немецкому за то, что это возможно и мы можем понимать друг друга.

Сегодня мне достается таксист из Ирана.

Откуда он