Сесилия - Фанни Берни

вас оскорбить. Не обвиняйте меня в намеренном презрении. При всей нашей гордости, мы не стали бы возражать против вашей семьи и вас. Нам прекрасно известны ваши достоинства, а ваше богатство превосходит самые смелые наши желания. Но существуют и другие требования, которые мы обязаны принимать в расчет, – требования, предъявляемые происхождением и знатностью! Нам вовсе не противно ваше имя, но мы слишком дорожим своим. Пожертвовать им ради любого другого было бы низко и недостойно.

Сесилия, не столько подавленная, сколько оскорбленная, быстро ответила:

– Если мистер Делвил и совершит подобное преступление, то не ради меня, сударыня, и не по моей вине он будет отвергнут своей семьей!

– Отлично сказано! Я снова узнаю мисс Беверли! И снова вижу перед собой благородную девушку, от которой можно ожидать самоотречения даже ценой ее собственного счастья, если она находит его несовместимым с долгом!

Сесилия побледнела; она убедилась, что миссис Делвил усмотрела в ее словах окончательный отказ от ее сына.

– Потребность добиваться от вас столь мучительного согласия удручает меня, – продолжала миссис Делвил, сменив гнев на милость, – но другого выхода нет. Каково бы ни было мое влияние на Мортимера, я не имею права пользоваться им, ибо считаю, что он связан с вами словом чести и может быть освобожден от него лишь по вашему желанию. Впрочем, сейчас я уйду, так как вижу, что мое присутствие тяготит вас. Когда вы сможете простить меня, полагаю, вы это сделаете.

– Мне не за что прощать вас, сударыня, – холодно возразила Сесилия. – Вы лишь отстаивали свое достоинство. Чувства, которые вы ко мне питали, – и даже уважение – остались в прошлом… Да, вы жалеете меня, но ваша жалость смешана с презрением.

– О, вы понятия не имеете о моих чувствах, – ласково возразила миссис Делвил. – Вы никогда еще не казались мне более достойной уважения! Разлучая вас с сыном, я тоже страдаю, но присущее вам чувство долга должно до некоторой степени оправдать мою беспощадность.

С этим она направилась к выходу.

– Вас ждет карета, сударыня? – спросила Сесилия, пытаясь скрыть свои муки под маской мрачности.

Тогда миссис Делвил вернулась и со слезами на глазах протянула ей руку:

– Я не могу равнодушно откланяться, когда мое сердце горячо восхищается вами. О, благородная Сесилия! Не осуждайте мать, которой пришлось быть жестокой! Вы не подадите мне руки?

Сесилия, до того притворявшаяся, будто не видит, что почтенная дама ждет, холодно протянула ей руку. Миссис Делвил взяла ее и нежно прижала ее к губам. Изумленная девушка пролепетала:

– Зачем это, зачем?.. Прошу вас… Умоляю, сударыня!

– Да благословит вас небо, моя милая!

– Ах, сударыня! – воскликнула Сесилия, тщетно пытаясь сдержать слезы, заструившиеся по щекам. – Зачем побуждаете меня все еще любить вас, хотя я почти желаю ненавидеть!..

– Не надо меня ненавидеть, хотя, ранив ваше нежное сердце, я сама себе ненавистна. Даже ужасная сцена с сыном, которая меня ожидает, не причинит мне большего горя. Но прощайте – я должна приготовиться к ней!

И она вышла из комнаты, но Сесилия, чья гордость была не способна сопротивляться этой нежности, поспешила за ней со словами:

– Я больше не увижу вас, сударыня?

– Решайте сами, – отвечала та. – Если мой приезд принесет вам больше радости, чем мук, я приеду, когда вам будет угодно. Могу ли я отсрочить свой отъезд до утра и примете ли вы меня снова сегодня после обеда?

– Мне не хотелось бы задерживать вас… – отвечала Сесилия, все еще колеблясь.

– Я буду рада, если вы позволите мне еще раз повидаться с вами, – сказала миссис Делвил и направилась к карете.

Сесилия, будучи не в силах пойти к миссис Чарльтон и поведать ей о тягостной сцене, которая только что разыгралась, убежала к себе. Судьба ее окончательно определилась, и приговор принес ей не только несчастье, но и унижение. Она не знала, как вынести такие муки, и сердце ее, разрывавшееся от несовместимых чувств, переполняли то попранная гордость, то раненая нежность.

Глава IV. Смятение

Сесилия все еще находилась в этом смятенном состоянии, когда ей сообщили, что ее ожидает какой-то джентльмен. Она догадалась, что это Делвил, и спустилась вниз в крайнем смятении и печали. Он встретил ее у дверей и не успел произнести ни слова, как девушка быстро воскликнула:

– Мистер Делвил, зачем вы пришли, зачем ослушались моего запрета?

– Разве не вы позволили мне явиться к вам с результатами моих поисков? Но почему у вас такой встревоженный вид? И глаза красные… Вы плакали! О, Сесилия, не из-за меня ли?

– Что вам удалось узнать? Говорите, я желаю знать… А потом я сразу должна буду уйти.

– Что за странные речи! Случилось что-нибудь еще? Нагрянула новая катастрофа?

– Почему вы не отвечаете? Если заговорю я, вам, быть может, уже не захочется рассказывать. Вы не привезли никаких новостей?

– Нет, никаких, хотя с тех пор, как мы расстались, я не знал покоя.

– Тогда откажитесь от поисков, они уже не нужны. Мы знаем, что нас разлучили, хотя не можем сказать зачем; но встретимся ли мы вновь…

– Что это значит? – воскликнул Делвил, пытаясь взять девушку за руку, которую она поспешно отдернула. – Любимая Сесилия, моя нареченная! Откуда эти слезы?

Тут в комнату вошла одна из мисс Чарльтон и передала, что ее бабушка желает видеть мисс Беверли. Устыдившись того, что ее застали наедине с Делвилом, Сесилия в слезах убежала прочь, не извинившись перед ним и не ответив мисс Чарльтон. Однако отправилась она не к своей престарелой приятельнице, с которой сейчас была не способна говорить, а к себе и там, ненадолго отдавшись горю, немедленно учинила строжайший разбор своего поведения. Сесилия сожалела обо всем, что сделала, досадовала на все, что сказала, и раскаяние заставило ее на время забыть о бедах, которые она на себя навлекла.

Когда ей передали, что Делвил вновь просит дозволения с нею увидеться, она ответила, что ей нехорошо и она не принимает. Он покинул дом, а через несколько минут она получила от него записку.

Адресовано мисс Беверли

Вы гоните измученного неизвестностью прочь! Я мог бы назвать Вас бесчувственной, но видел, что Вы тоже несчастны. Поэтому я ухожу и укроюсь у Биддальфа в ожидании Ваших распоряжений. Но каждое мгновение покажется мне бесконечным, когда я буду думать о том, как жестока ко мне Сесилия, и терзать душу воспоминаниями о ее печали.

Мортимер Делвил

Смесь любви и обиды, которыми было продиктовано это послание, так ясно говорили о смятении его автора, что,