Некоронованные - Дмитрий Георгиевич Драгилев

«Наше радио не рулит! Струны у рояля заржавели, войлок сгнил или покрылся плесенью, молодежь станцует под музон в исполнении выносного накопителя и съемного устройства – теперь за музыку отвечают исключительно караоки и флешки. Отнюдь не вы, мои дорогие диджеи. Для публики свой монастырь, для вас – свой. Сегодня у каждой гражданки церковь своя. Приход. Им нет дела до нас, но и нам лучше не лезть к ним с собственным уставным каталогом, комментом и контентом. Есть, в конце концов, правила, мы же интеллигентные люди. А мне вообще больше нечего делать. Только пьянствовать в ресторане. Вы видели когда-нибудь настоящего бездельника? – вопрошал Шустров. – Нет? Тогда любуйтесь!» С этой репликой Юрий однажды переступил порог «Бурлеска». Там ему позволили шабашить тапером, что он периодически делал. До поры до времени.

Теперь посещаю «Бурлеск» и я, чаще пью, иногда ем, в воскресенье тащусь на бранч, в понедельник разглядываю вывеску, так как ресторация заперта, во вторник таращусь на сильно умащенных официанток, в среду заказываю рыбу – у них рыбный день. Чтобы не покупать что-то выловленное у берегов Фукусимы. В меню вижу земыгу, якобы веганскую или вновь выведенную. Распечатанный 3D-принтером клон любимого блюда Егора Бидно. Исторически такое угощение готовилось из подводного обитателя, который встречался в нашем районе. Развалин как-то рассказывал, что ворона чувствует железо за двести метров и ни одна птица земыгу не ест. Согласно неписаным словарям и поверьям, земыга – рыба ископаемая, возможно, вообще фиктивная. Гибрид семги и кистеперой латимерии. Ее наличие все еще предполагается в биотопах, закрытых бассейнах, специальных резервуарах. Она поддается дрессуре, воображает из себя то Емелину щуку-повелительницу, то стариковскую золотую рыбку и, если очень постараться, отзывается на агентурную кличку… Впрочем, термин «земыга» допускает более вольное толкование… Шут с ней, с земыгой, не приспособленной к автономности. Могу и съесть, рискнуть, я не птица.

Но помимо бранчливых бранчей бывает дегустация, знатная выпивка, хозяин «Бурлеска» вкупе с незнакомыми сомелье особенно любезен, без задоринки подольет, подмигнет, дескать, урочное 19-е, а 19-го всегда хорошо ловится. На улицах начинает пахнуть шанелью, офтальмологической шрапнелью, карболкой, потом касторкой, тогда я захлопываю окно. Для лысеющего человека – запах невыносимый. В «Бурлеск» тянутся вереницы пыТЛИВЫХ девиц, ПОХОжих одна на другую чувственным поведением губ и ног. На дворе июль, день не лицейский. Обнажив по случаю жары промысловые телеса, герлы сосредоточенно рассматривают свои мобильники, по всему видно, что ждут сообщений с Марса. Как уберечься от них лоботрясу и охламону этакому, вегетирующему мимо, как? Но если звезды молчащие и планеты дышащие запорошены Кармайклом и Григом фиордов, если поют пальцы Сергея Васильевича или Легран, дожди которого ты так любила, Пруденс, дожди, жутко похожие на сенсационное соло скрипки (Сен-Санс: Introduktion und Rondo capriccioso), то нельзя не очнуться. Ведь все это связано с тобой. Даже богоспасаемый «Бурлеск», коктейль из лунного света, речной вокзал и попросту утренний воздух.

Я прошу у тебя прощения. Прости меня за привязанность мою, за боль и глупость, оторопь и смуту душевную, за маячащую в темных глубинах всеядность и рассеянность, расхлябанность и забывчивость. Наверное, в зеркале топорщится постная мимика, я давно уже не заглядывал в зеркало. А не простишь, соберу свои пожитки, пойду туда, куда не просят, где, кажется, никого нет. Но слышен звон среди биопоросят, будто как раз для поварихи Ксенофонтовой, через каждый шаг – гутен таг. И чужой репродуктор голосом ошалевшей земыги или водоплавающей Муму орет: люби меня, ихтиолог. То, что для одних – дежурное увеселение, для других – священнодействие и подарок судьбы. Как говорил косой искатель античного шлема своим кинодружкам – джентльменам-подельникам и подводникам… А что он говорил? Мороз-склероз. Так что же? Ныряй быстро… Нет, он говорил про язык, который выучил и доведет до цугундера, язык доведет, язык я вспомню. Есть шанс добраться-перебраться не в Киев, а в польско-немецкий город, где когда-то бывал. Город, который сторожит границу получше Евросоюза, вируса и Арсухина. Родные края Якоба Бёме. На зависть корчме, прославленной беглыми и пьяными монахами, а после них – Пушкиным и Мусоргским. Ты понимаешь, Пруденс, о чем я? Признайся, тебе же до лампочки, с кем сейчас искренне твой Сидоров, seine ergebene Wenigkeit, с кем, где и зачем.

ГРОМОВЫЙ КОРЕНЬ

Интересно, что хранится в кабацком погребе? Вино? Думаю, что в подвале у них живет мышка-норушка, затеряны старые кашеварные принадлежности, вечные канцелярские ценности и какой-нибудь уникальный утиль, сильное вторсырье. А может быть, настоящий, проверенный временем сторож, старик Ситный, показывает фокусы. Хомяку – разносчику вирусов и микробов. Хотя нет, ведь Ситный вышел на пенсию и сам отправился за границу. Зато мы всегда на посту. Даже в ту пору, когда спят мышки-норушки и мусора (Шустров в юности пытался трудоустроиться в милиции), храпит храбрый и сытый толстый мопс Мередит на мусорной куче (шучу, Пруденс) и отдыхает широкий пояс стран-лимитрофов, когда спят лимитчики и жилые массивы спят, слышатся позитивные позывные нашего радио, передающего призывные песни колобка, и девки вокруг радостны и фривольны так, будто у них никогда не было ни проблем, ни месячных.

Итак, в ресторане бывают рыбные дни, грибные (предлагают капители исполинских грибов), женские (мужикам вход воспрещен), приезжают с лекциями модные мастера самогоноварения, а еще проходят семинары по приготовлению здоровой пищи в домашних условиях. Не обязательно веганской. Тут повариха «Бурлеска» – главный специалист. «Мозги выпотрошите, – звенит она, – печень промойте, почки очистите от побегов, заверните во что-нибудь из микрофазера дикую спаржу Asparagus officinalis, выросшую в темноте континентов, закажите кельнерше южную музыку. Все, абсолютно все эти танцы раньше имели свои названия: кукарача, бегин, мамбо, румба, румба-фокс, самба, босанова, ча-ча-ча, сальса, ламбада, а теперь их не различают и зовут просто латино. Поэтому бачата и кизомба окажутся вашим лучшим выбором». Но Пруденс станцует что-нибудь другое – холодец, холодок, заячий холодок, сорочьи глаза, мухоморник, подсов, чертову бороду, сосенку, журавлиную ягоду, пестик, какушку, громовый корень, перекати-поле, камень, фосфорнокислую известь, зеленоватый апатит, лиану, один стебель ея. Пустится в пляс. И поедет на пляж. На плес.

Посещать лекции – занятие не для всех, затея кажется ремейково-пыльной, суетно-запоздалой. Билет стоит немалых денег и только домохозяйкам магнит. Я и сам не пойму, зачем такое во времена сетевые, когда любых мух в паутине отыщешь. Поэтому «Бурлеск» пару раз уже устраивал бесплатные обеды. В сочельник, на Масленицу, Остару и в канун Иванова дня. Для неимущих. С культурно-развлекательной программой. Чтобы идти в ногу