Некоронованные - Дмитрий Георгиевич Драгилев

который все еще в командировке и будто не собирается возвращаться. Эх, тапер, лабай без пауз, стаю клавиш не жалей. Ты у нас пока не Паулс, не получишь ста рублей… Ты у нас пока не Паулс и уже не Бармалей… Вновь получишь звездюлей…

Нельзя сказать, что шефиня торопилась вернуть заплутавшего «ямщика» в родную беседку, однако некоторые рычаги опробовала. Стилизовать себя под героиню шлягера «Твои письма / Without That Gal», того самого, трансильванско-заокеанского, начальница не могла. Чувств горячих к ней Шустров не питал и судьбу не испытывал: не хамил, но и в льстивых признаниях не упражнялся. Теперь он игнорировал почту, отосланную мной по требованию руководства. Дозвониться до него невозможно было ни на каких путях. Из соцсетей и мессенджеров он исчез. Нет, я не нервничал. Решил чувак отдохнуть от трудов праведных, от обид разных, ну и ладно. В конце концов, его отправили в Пустошь не только затем, чтобы он там наладил обратную связь, учредил корпункт, фидбэки собрал, довел условия конкурса до желающих, а в творческую командировку. Но между делом я все же заволновался. Особенно тогда, когда письма стали возвращаться назад. К тому же начальство перевело Шустрова в разряд проштрафившихся. И какая цикада ему об этом протелеграфирует?

Первый телеграф был, как известно, оптическим. Древние новостники, презревшие жалкий жребий гонцов и курьеров, высматривали друг друга в подзорные трубы. Занятие особенно пользительное в темень и плохую погоду. Пионеры процесса механически передавали сигналы. По эстафете, с помощью подвесных линеек и балок. Предвосхитив ранний флотский язык: матросы (пока не послали на все три или – того хуже – четыре) и сейчас могут общаться между собой, виртуозно дирижируя маленькими флажками. Недаром телеграфисты тоже устанавливали мачты. Их устройство стали называть семафором, который в совокупности с башней – в ней сидели первопроходцы быстрой наземной коммуникации – походил на ветряк. (Если, конечно, это не был шпиль рижского Домского собора, захваченный в эпоху Наполеона адептами модного новшества.) Наверное, поэтому Дон Кихотов, боровшихся с телеграфными линиями, хватало во все времена. Электричество и азбука Морзе, отдав семафор на откуп железной дороге, породнили телеграф с музыкой. И позволили некоторым умельцам определять смыслы точек и тире на слух. Однако от избранных знаков препинания хронические рационализаторы плавно перешли к дигитальным единицам и нулям, шумящим едва-едва. Зато пивная стойка «Бурлеска» на старый лад передает стук и сигналы, которые можно воспринять в качестве музыки и информации. Азбука, темп, ритм, алгоритм. Последовательность! Первый сигнал начинается звуком «Ш» и уходит в астрал на протяжном «и». Такой эффект достигается пивом, когда оно потекло из крана. За «Ш» следует стартующий на «Д» звон. Это стеклянную кружку смачно опустили на барную стойку или столешницу. Затем та же «Ш» снова приветствует нас. И все же звучит по-другому, поскольку на каменный пол всего лишь шлепнулась пена с кружки. А в довершение цепочку и формулу венчает сигнал № 4 – на «Б», короткий и твердый, опять же трехбуквенный; это значит, что кружка попала на стол к клиенту. Есть, правда, одна тонкость: информация у «Бурлеска» константна, ни тема, ни темп, ни ритм почти не меняются.

Расшифровывать месседж – одно удовольствие. Ши-дзинь-бум. Почти Си Цзиньпин. Наверное, меню без надобности, зачем заглядывать, ведь прейскурант все заново зашифрует. Вот пиво № 2: «Интенсивный запах с цветочно-фруктовым акцентом, отсылающим к дыне и лимону, а также к букету лекарственных трав – от шалфея до ромашки. На первом глотке чувствуется уверенная в себе горечь и травянисто-цветочные ароматы, которые в одно мгновение дополняются терпкими элементами герани и осота. Крепкие частицы солода придают дрожжам зернисто-ореховый оттенок. Послевкусие остается горьким и травянистым». Не хило, скажете вы и будете правы, ведь дегустатор явно перестарался в своем описании. Переходим к пиву № 5: «Деликатный запах тропических фруктов, лимона и лесного меда. Первый глоток наполняет вас мягкой горечью с ароматами грейпфрута. Компактный слой солода принесет с собой намек на что-то из тостера. Язык почувствует сочность, финал окажется ядреным, зернистым, сопровождающимся нюансами трав…» Венец творения – пиво № 14: «Классический пшеничный запах бананов, ванили и грушевого компота с легким дуновением специй. Первый глоток – фруктовый. Гвоздика и мускатный орех вносят напряжение. Текстура сочная, финал ядреный». Думаю, что установить и проследить связь между пшеницей, бананами, грушами и ванилью было бы не под силу даже лысенкам. Особенно радует ядреный финал.

Ну что, Шустров, неужели ты не слышишь запаха, не чуешь, не отзываешься на него? Он стелется аж до Пустоши. Едва ли там пиво лучше, чем здесь.

Согласно тезису западного дискурса, коли в обществе куча проблем, его питомцы полнят ряды алкоголиков. Когда же проблем нет, абсолютно нет… человека из такого социума ничего, кроме развлечений, уже не интересует. А что остается главным развлечением, музыка? Какой наив! По существу, «Бурлеск» до обидного беден. Здесь мог бы быть классный боллрум, танцпол, играть какой-нибудь ансамбль имени Листопрокатного цеха, но ни неоновой рекламы, ни фирменных коктейлей, ни окон до потолка, ни фигур певиц и певцов из папье-маше, ни влюбленных молодых парочек – Маши-Паши, ни даже искрящегося джук-бокса с Мелик-Пашаевым – для любителей неитальянской оперы, или с Олтоном Гленном, прославившим ВВС (забудьте радио Би-би-си и даже завет о примате самолетов, я возвращаюсь к руководителю американского Оркестра Экспедиционных сил союзников, фантастически хорошо исполнявшего for our Russian friends, включая партизан Ковпака, «Полюшко-поле», «Эй, ухнем», «Ой, не хо́ди, Грицю» и Первый концерт Чайковского). С террасы – сколько ни жмурься – не откроется вид на залив или гавань, бесполезное корыто, в котором растворены частицы, описанные однажды на досуге Агриколой. Включая частицу «не». Вода, кстати, лучший ретранслятор. Лучше пива. И черный четырехтрубый монстр с гирляндами не входит в порт, но кемарит на обочине чей-нибудь грузовик, амфибия дальнего плавания-следования, перекур с дремотцой и бензоколонка спит. Поскольку трасса на ремонте. А красивый дебаркадер раздербанило благодаря новым цунами. Однако я думаю, это общемировая тенденция. Веселые блестящие времена пламенеющих «кадиллаков», готовых вот-вот превратиться в межпланетные модули-корабли, растворились в выгоревшей джинсовой пампе какой-нибудь рутинной калифорнии, яркие ревю от техниколора вытеснил серо-синий, кислотный, болотно-утиный изобразительный ряд мистических триллеров.

Всему виной – попытки искать добро от добра. Неуспокоенность, конечно, двигатель, но не всегда он турбина прогресса. Обычно мы меняем обои от скуки, а не потому, что прежние были плохи. Нас не останавливает мысль, что очередная перемена может таить в себе и шаг назад, и ошибку, и просто провал. Где плату за вход взимает какой-нибудь гигант этой самой мысли. «Провалы в