В начале было Слово – в конце будет Цифра - Маргарита Симоновна Симоньян

Христос вспомнит, что та же судьба ждала и зеваку, тащившего его крест, и сыновей зеваки, которым он рассказал об этом; и даже Клавдия, белая, как жасминовый цвет, и нежная, как жасминовый аромат, не позволила мужу своему, Пилату, больше к ней прикасаться ни ночью, ни днем, посвятив свои ночи и дни изучению Его веры и рассказам от том, что главное в ней – поступать с другими так, как хочешь, чтобы поступали с тобой, – и эта благая весть облетела всю Палестину, Сирию, Галлию и Египет, и, покинув пределы Империи, воссияла в Персии и Армении, добралась до сказочной Индии, подарившей Риму роскошь индиго и шелка, корицы и кардамона, носорогов и леопардов, благодаря которым умерщвление непокорных стало зрелищнее, чем когда-либо; достучалась благая весть и до северных пределов земли, где с неба сыплются перья и живут кочевники-людоеды, рыжеволосые колдуны, умеющие обращаться в волков, светлоглазые дикари, чья пища – трава, одежда – шкуры, а ложе – земля, вставляющие костяные свирели во влагалища своих кобылиц, чтобы у них опустилось вымя и они поделились своими целебными соками, и те, кто живет в вечной тьме на краю земли, в круглых юртах, из коих выход обращен к востоку, чтобы не прозевать восход солнца, когда ему вздумается взойти; и вспомнит Христос, что тогда у входа в пещеру, где положили его мертвое тело, завернутое в плащаницу, он посмотрел в лицо поседевшему центуриону и впервые понял – зачем.

Только под утро, когда сковавшая Автономию Демократии мерзлота приготовится передать смену кипящему зною, уже почти выбившись из сил, освобождая распятых и вглядываясь в их лица, Христос увидит серебряный шлем с гребнем из птичьих перьев, который распинавшие даже не удосужились снять, не в пример солдатам, делившим ветхое платье Христа, и то сказать – что постояльцы Ада стали бы делать с этим шлемом в последние времена, когда мир и так превратился в груду никому не нужного барахла?

– Кто ты? – просипит распятый, едва качнув шлемом с птичьими перьями.

– Ну, как кто? Забыл ты, что ли? А я вот не забыл, как и обещал. Еле нашел тебя среди распятых.

– Как ты знал, что надо искать меня среди распятых?

– Ты слишком любил порядок. В Аду тебя не могли не распять.

Христос сноровисто приладит пассатижи к дюбелю, вогнанному в ноги распятого. Через минуту тот осядет на ледяную корку бетона. Христос дотронется до его ран, и распятый воспрянет, выпрямится во весь свой исполинский рост, поправляя античный меч на левом бедре и седую шевелюру под шлемом.

– Чем мне отблагодарить тебя, незнакомец? Хочешь, я буду твоим рабом?

– Спасибо, это лишнее, – усмехнется Христос. – Ты меня уже отблагодарил две тысячи лет назад. Так сказать, авансом. Пойдем со мной, центурион. Лонгин тебя, кажется, звали?

37

Рахиль плачет о детях своих и не хочет утешиться, ибо их нет.

Евангелие от Матфея

Под утро Христос вернется к своему одуванчиковому лугу, уступит Лонгину свой надувной матрас, положит пассатижи обратно в ящик для инструментов в полевом лазарете плотника и, велев заколовшему его центуриону хорошенько выспаться перед Страшным Судом, сам уляжется в пустующую лазаретскую акриловую ванну, по соседству с пациентом, поступившим накануне.

– Неужто вернулся? Ночь-полночь! Вот полюбуйся… Новый пациент. Прелюбопытнейший. Крайне запущенные симптомы, даже по меркам последних времен: круглосуточная лихорадка, судороги, колики, нарывы по всему телу, неутолимый голод и нестерпимый зуд, причем, со слов пациента, он был болен всем этим еще в первой жизни. К тому же черви в паху, прости Господи!

– Прощаю, – зевнет Христос, и плотник, в ужасе, вспомнит, что, наверное, нельзя уже с ним как с Альфа Омегой, и бестолочью уже не назовешь, и вообще непонятно, как к нему теперь обращаться – на ты или на вы.

– Вы тогда… это… поспите… Не беспокою. Я из-за матери только. Мать не ложилась, пока не вернулся… лись.

Одуванчики уложат желтенькие головки в зеленые ночные чепцы и свернутся калачиком, и Сын с Матерью не заметят, как заснут, впрочем, Мария все-таки успеет прикрыть голые ноги Сына своим шерстяным платком.

Засыпая в акриловой ванне на одуванчиковой поляне, Христос услышит стоны страшного пациента, корчащегося в соседней ванне, чей голос покажется Ему знакомым, и сквозь марево первого сна Он увидит грозную крепость у стены Верхнего города Иерусалима, только что построенную на Западном холме, мраморный дворец, рощи, пруды и каналы с бронзовыми фонтанами, башню, названную Мариамной в честь любимой жены Ирода, которую он казнил, не в силах вынести мысль, что она останется жить после него, и семь лет хранил ее тело в меду. Увидит Христос и спальни, каждая из которых способна разместить сто человек, и статуи из чистого золота, и сад с голубятней и портиком из белого мрамора, и самого Ирода, принимающего ванну из горячего масла отборных оливок, тщетно ища спасения от зуда и язв, поразивших все его тело, и от червей, разъедающих его срамоту. Увидит Христос, как Царь Иудейский встал, опираясь на шесть наложниц, и, задохнувшись от вони, идущей из собственной глотки, лег на мраморную скамью, обложенную шелковыми подушками. Гниющая глотка не дала ему выдохнуть, и он снова встал.

– Позовите этих, которые пришли с востока, – взревел Ирод, расчесывая язвы. – Может быть, они будут толковее, чем вчерашние врачеватели, что насоветовали мне горячее масло. Казните тех сегодня же до заката!

– Народ иудейский еще до заката забьет их камнями во славу твою, Великий Ирод, – отозвалась стража, зная, что гнев нестерпимого зуда в любой миг может стоить каждому головы, и старший стражник поспешил привести тех троих, что пришли с востока.

В сад, полный мирта, мяты и роз, посаженных в тщетной попытке заглушить царский смрад и срам, вошли трое: Мельхиор из Персии, Каспар из Индии и Балтазар из Аравии, черный, как кесарийская ночь. Все трое были в богатых одеждах, покрытых пылью дальней дороги. Поклонившись, Мельхиор сказал:

– Прикажи напоить наших верблюдов, Царь. Они хоть и верблюды, но утомились в пути, ведь мы пришли в твой город из тех земель, где восходит солнце.

– Что же вас сюда привело? – спросил Ирод, не переставая расчесывать свои раны.

– Звезда-благовестница! – воскликнул юный Каспар, и все трое почтительно склонили головы, причем Ироду показалось, что не перед ним, а перед этой звездой.

– Звезда неслась с востока в иудейскую землю, и заключили мы о рождении в Вифлееме великого царя, и примчались почтить его, – пояснил Мельхиор.

Все трое пали ниц, а чалма Балтазара мягко стукнула по мрамору портика. В бешенстве Ирод даже