В начале было Слово – в конце будет Цифра - Маргарита Симоновна Симоньян

– Мне вы только поклонились, а при упоминании какого-то нового царя падаете ниц? Царь Иудейский – я! А следующим царем будет мой сын!

Но, вспомнив, что заграничные волхвы – чем черт не шутит – все-таки могут избавить его от зуда, язв и гниения нутра, Ирод добавил мягче:

– Что-то вы напутали, мудрецы.

– Мы, царь, посвятили жизни свои звездословию и напутать ничего не могли. Мы знаем и точное время, и точное место рождения будущего царя, и держим путь туда, если ты напоишь наших верблюдов. А если не напоишь, мы и сами дойдем.

Забыв на минуту о своем зуде, Ирод хитро прищурился. Морщины вокруг его глаз залоснились оливковым маслом.

– Будь по-вашему. Но я не могу отпустить вас с пустыми руками. Возьмите дымчатый обсидиан, золото, ладан и смирну, поклонитесь Царю Иудейскому, а потом вернитесь и расскажите мне, где он, чтобы и я мог пойти и воздать ему почести.

Волхвы почтительно поклонились. Перья на чалме Балтазара заколыхались от движения воздуха, когда они развернулись, чтобы уйти.

– Постойте! Не лечите ли вы зуд, язвы и гниение нутра? – не выдержал Ирод.

– Мы лечим все болезни, – ответил Мельхиор. – Но твои муки – не от болезней. Это твой иудейский Бог карает тебя, царь.

Желчь вскипела в глазах Царя Иудейского:

– Что??? Что вы знаете о моем Боге, вы, солнцепоклонники?!

– Мы знаем, что, когда в твоей семье случилось горе, ты, царь, приказал убить по одному члену каждой семьи в Иудее, чтобы горе было во всех семьях. Ты боишься, что народ иудейский не будет тебя оплакивать, и поэтому заранее приказал в день твоей смерти убить всех знатных иудеев, чтобы плач по ним можно было принять за плач по тебе.

– Какому Богу это понравится! – дерзко добавил юный Каспар.

Ох, видели и звезда-благовестница, и иудейский Бог, каких сил стоило Ироду не забить наглецов в ту же минуту камнями, но он отложил это заслуженное удовольствие до следующего дня, когда волхвы вернутся раскрыть местоположение этой новой еще напасти (как будто мало ему было старых), этого несанкционированного новорожденного Царя Иудейского.

Минула ночь. Утро кровавило белый мрамор дворца, а Ирод яростно бил ни в чем не повинный мрамор своим драгоценным посохом, разбрызгивая зловонный гной, потому что стражники доложили ему, что волхвы обманули Царя: отдав ладан и обсидиан спеленутому младенцу, отправились обратно в свои восточные земли, и никто не знает теперь, где лежит в пеленах этот Царь Иудейский, и не очень понятно, какого именно младенца нужно убить.

– Тогда убейте их всех! – возопил Ирод.

Сон Матери продолжит сон Сына. Она снова увидит, как разверзались ее ложесна в хлеву, в пещере, которую им показала сердобольная вифлеемка Рахиль, сама недавно родившая мальчиков-близнецов, встретившаяся на дороге, когда Мадонна уже не могла ни идти, ни ехать верхом на осле, в пещере, где стонал от сострадания к ней муж ее, плотник Иосиф, взявший ее беременную и не пожелавший огласить, то есть опозорить ее, чтобы ее не забили камнями иудеи, способные заколоть откормленного теленка, чтобы устроить пир в честь возвращения блудного сына, но беспощадные к блуду своих дочерей.

В миг, когда младенец вышел из чрева Матери, мир воссиял, и воздух стал неподвижен; овцы, которых гнали на пастбище, встали, как вековые оливы, замер с воздетой рукой пастух, козлы, прикоснувшиеся губами к реке, не стали пить, и сама река остановилась, птицы и облака застыли в полете, и все в этот миг обратило лицо к небесам.

Иосиф же, успокоившись, вычистил ясли, кормушку для агнцев, чтобы уложить в них Ее Младенца, а потом к ним пришли волхвы и принесли золото, ладан и смирну, рубины и дымчатый обсидиан, – не очень практичные дары для живущих в пещере, но не могли же они принести в дом Царя Иудейского простой кусок хлеба, хоть он и был им нужнее, чем обсидиан.

Повивальная бабка, помогавшая в родах, растрепала всему Вифлеему, что родила непорочная дева, но сплетница Саломея ей не поверила и сказала:

– Пока не протяну пальца своего и не проверю девства ее, не поверю, что дева родила.

И ведь пришла же, не поленилась и не постыдилась, протянула палец, но тут же замерла с отсохшей рукой. Пожалела ее Мария, отмолила, вернула ей руку, но тут всем стало не до сплетен, потому что раздался над Вифлеемом первый разрывающий перепонки крик близнецов сердобольной Рахили, показавшей им путь к пещере.

Сон Христа продолжит сон Матери: Он услышит торопливое цоканье ослика, чьи уши щекотали его лицо, или, может быть, то была шерстяная тряпка, в которую он был завернут матерью, когда она, садясь на осла, крепко прижала младенца к груди, а рядом шел мамин муж Иосиф, нагруженный их нищенскими пожитками и царскими дарами волхвов, чей блеск было так интересно разглядывать: там был дымчатый черный камень, похожий на материны глаза.

Вскоре ослик процокал мимо гробницы Рахили, любимой жены пророка Иакова, единственного из пророков, кто умудрился всю ночь бороться с Богом – в прямом смысле слова, – приняв его за обыкновенного ангела и требуя ангельского благословения, и Бог, оценив такое пророческое рвение, переименовал Иакова в Израиль, что значит «боровшийся с Богом», а потом любимая жена Израиля, за которую он отработал четырнадцать лет, когда тесть подсунул ему вместо Рахили ее старшую уродливую сестру, умерла родами в окрестностях этого города, освещенного древней звездой. Христос снова услышит плач, раздающийся из ее гробницы, и вопль тысяч других Рахилей в ту ночь, когда цокающий ослик увозил их прочь от пещеры, и почувствует, как мама, глотая слезы, прижала колючее одеяло с младенцем еще ближе к своей груди и сказала мужу:

– Это голос Рахили. Они закололи ее близнецов! О-о-о! Зачем он не убил их всех?

Христос вспомнит, что он спросил тогда маму: «Что ты имеешь в виду?» – но тогда она ничего не ответила, потому что он не умел еще говорить, он ведь только родился, а теперь, привычно прочитав сны сына, Мария проснется и скажет:

– Я имела в виду сыновей самого Ирода. Он казнил трех своих собственных сыновей. Я хотела, чтобы он казнил и остальных. Тогда у него не осталось бы живых наследников, и он не боялся бы твоего рождения, и не приказал бы убить всех младенцев мужского пола до двух лет, и не стоял бы сорок дней стон надо всем Иорданом, и были бы живы близнецы Рахили…

Воспоминания Марии прервет набравшаяся новых сил тысячехвостая молния – ударит в самое сердце Центральной Спортплощадки, она вспыхнет, как бенгальская свеча, заискрит, и