Человек, который любил детей - Кристина Стед

– Сам не знаешь, что болтаешь, – бросила она и, краснея, ринулась в длинную столовую. – У моего брата своеобразные взгляды на жизнь, – сказала она, фамильярно склонившись над взволнованной медсестрой. – Не обращайте на него внимания, мисс.

Но медсестра, добродушная молодая женщина с лицом, как у молодой кобылицы, – она вечно попадала впросак, как позже объяснила Бонни, – беззлобно рассмеялась и сказала:

– Я знаю одного мужчину, который заставил свою старшую дочь помогать при родах, и ее это ничуть не испугало. Она рано вышла замуж, в восемнадцать родила сына. Забавно, да?

Бонни сидела, прикусив губу, и пыталась кивком предупредить легкомысленную мисс Патнэм о том, что ее слушают дети. Наконец, не выдержав, она чопорно произнесла:

– Прошу вас, не рассказывайте это моему брату, иначе он примет ваши слова за руководство к действию. А та девочка и без того знает больше, чем нужно, всякого повидала. – Она показала на Луизу. Та ходила смотреть новорожденного и только-только вернулась в столовую.

– Мама говорит, что даст маленькому имя Альберт-Чарльз, – выпалила девочка, ни на кого не обращая внимания.

Все повернулись к ней.

– Чарльз-Франклин!– вскричал Сэм, выступая из южных дверей длинной столовой, где какое-то время оставался незамеченным.– Моего Бенджамина будут звать Франклином, и я добавлю еще Феб-Аполлон, если захочу подражать глупым итальяшкам, которые считали, что наш возлюбленный Сол[109] был красивым юношей. Он родился на утренней заре, и я только что исполнял серенаду под его окном, хотя он пока еще не слышит. Утро – священное время суток. Все великие идеи рождаются утром или во время полуночной какофонии звезд. Поутру, с наступлением нового дня, когда выпадает роса, меня посещают мысли, какие никогда не придут в голову в любое другое время суток. Многие пииты [поэты] сочиняют стихи о закате, и именно поэтому я не читают пиитику; пииты не настолько любят природу, чтобы рано вставать. Утром все люди одного возраста – и отцы, и дети, моя Сказка-Осокиска, и Бычок, и Скорбная Лулу, и Папа Смелый-Туан-Поллит. Все одного возраста, даже Лулу, несущая на своих плечах все бремя мира, и это справедливо, потому как она сама утяжеляет бедный старый мир. И даже сестра Патнэм и Бонифация утром одного возраста со всеми остальными.

– То есть мы все только что родились?! – воскликнула ошеломленная Эви.

– Чарльз-Франклин еще не встал, значит, он старый, – заявил с улыбкой Малыш Сэм.

– А Лулу по утрам никогда рано не встает, – наябедничал Сол раздражающе писклявым голоском, рассчитывая заслужить одобрение отца.

– Дети, без сарказма, пожалуйста,– устало произнес Сэм.– Сарказм сродни ненависти. Кофе, Осокиска! Налей папочке еще кофе. Коп копи, бой.

Сэм обводил взглядом детей, но не журил их за различные провинности (в его понимании) – плохие манеры, ухмылки, скверные привычки. В эту минуту ему не удалось скрыть, что он стал более серьезным человеком: насмешки и шутливые прозвища слетали с его языка как-то неестественно.

– Я хочу, чтобы вы послушали, какая мысль посетила меня сегодня, пока ваш братик появлялся на свет. Законов природы не так много, и природа неукоснительно им следует – подчиняется собственным законам. Хочет она того или нет. Закон природы, которому следуют растение, семья и вселенная, – это расширение, развитие, иногда путем трансмутации, иногда – присвоения.

– А как же смерть? – спросила Луи.

– Смерть – всего лишь трансмутация. Думаю, со вселенной, нашей вселенной, происходит то же самое. Я считаю, что вселенная расширяется, и со временем вы убедитесь, что великие умы представят тому доказательства. Эта мысль возникла у меня сама собой, однако я могу доказать ее состоятельность, ибо все процессы происходят по аналогии. Дух нового мира по-марктвеновски: здравый смысл и близкая аналогия. Быть может, как говорит Луи, все иногда расширяется, иногда сжимается, в том числе смерть, ведь смерть не что иное, как рецессия, подобно тому, как периодически затормаживаются наши умы, отступает от берега море, сжимаются металлы и уменьшаются наши капиталы, а потом снова скачок – на новый уровень обогащения, на новый уровень понимания. Так же поступательна в своем развитии и жизнь человека на пути прогресса. И это все не мистика, а непреложный закон. Попомните мои слова!

– Откуда ты знаешь? – спросила Луи.

– Когда повзрослеешь и поумнеешь, – отвечал Сэм, – ты поймешь, что твой папа всегда прав. По моей указке идет дождь, так ведь, дети?

– Да, да, – с готовностью подтвердили они.

– Когда я говорю: «Солнце, свети!», разве оно не светит?

– Светит, светит, – весело хором отозвались дети.

– А когда я говорю: «Дождь, лей полчаса, а потом прекратись», разве он не повинуется мне?

– Повинуется.

– Но Лулу считает, что я полный невежда. Лулу только и думает о том, как бы унижить [унизить] своего мудрого папочку.

– Дождем ты не повелеваешь, – возразила Луи. Дети с любопытством переводили взгляды с сестры на отца. Сэм, глядя на них, понял по их лицам, что они сомневаются в его власти над силами природы.

– Дети? – с упреком произнес он.

– Нет, не повелеваешь, – согласился с Луи Эрни.

– Леди-Малютка, ты тоже так считаешь?

– Н-не з-знаю. – Озадаченная, она растерянно смотрела на старших – отца, Луи и Эрни.

Сэм приблизился к окну и воззрился на небо, а потом вышел на задний двор. Оценив погодные условия, он вернулся в дом и провозгласил:

– Из-за того, что у меня много придирчивых детей, я специально только что вышел на улицу и наказал дождю пойти завтра утром или – самое раннее – сегодня вечером.

В лице Леди-Малютки, ругавшей себя за недоверчивость, отразился испуг.

– Жульничество, – рассмеялась Луи. – Ты наверняка знаешь, что должен пойти дождь.

– Солнце нагревает воду, она испаряется, собирается в облака и, когда достигает холодного воздушного слоя, низвергается вниз, – объяснил Эрни. – Это нам в школе рассказывали, учитель рассказывал.

– Зачем бы тебе нужна была карта осадков за дверью, если ты в любое мгновение мог бы вызвать дождь? – указала Луи. Сэм смущенно улыбнулся, но просто так сдаваться не собирался и, чтобы нейтрализовать влияние двух своих старших детей, достигших «несговорчивого» возраста, поймал ползавшую по скатерти большую муху, за которой он уже некоторое время наблюдал, зажал ее между средним и большим пальцами и щелчком шаловливо послал в сторону Луи. Муха угодила девочке в нос. Дети покраснели от хохота. Луи наградила отца презрительным взглядом и, не сказав ни слова, опустила нос в стакан с молоком.

– Лулу Длинный Нос, Лулу Синий Нос, почему ты не смеешься в голос? Лулу Синий Чулок муха клюнула в носок! – со смехом пропел Сэм. Малыш Сэм катался по полу,