Суровая расплата. Книга 1: Тень среди лета. Предательство среди зимы - Дэниел Абрахам

Ота шваброй прогнал остававшуюся на краях дорожки воду, и темно-красные кирпичи сразу заблестели на солнце.

Он чувствовал на себе взгляд Киян, чувствовал повисший в воздухе вопрос. В саду пахло вскопанной для посадки пряных трав землей, еще пара недель, и густо взойдут базилик, мята и тимьян.

Ота представил, как неделя за неделей, месяц за месяцем драит эти кирпичи и они становятся тонкими и гладкими, как зеркала, и от этой мысли мощеная дорожка стала ему почему-то очень дорога. Он улыбнулся.

– Итани?

– Не знаю. Знаю только, что меня хотят недели через две послать в Мати. Похоже, Амиит Фосс направляет туда чуть ли не половину своих людей.

– Еще бы он их туда не послал! Там все главное и происходит.

– Но я еще не решил, ехать или нет.

Отклика не последовало, молчание стало тяготить Оту, и он обернулся.

Киян, скрестив руки на груди, стояла на пороге дома. На пороге своего дома. Она хмурилась; ее прищуренные глаза и залегшая между бровями морщинка вызвали у Оты улыбку.

Он оперся на швабру и сказал:

– Дорогая, надо поговорить. Есть кое-что…

Киян вместо ответа отобрала у него швабру, приставила ее к стене, а сама решительно прошла в комнату для встреч, которая располагалась в задней части дома.

Комната была невелика, но прилично обставлена, с массивной деревянной дверью и окном, что выходило в самый угол внутреннего двора. Иногда Киян сдавала ее какому-нибудь прибывшему в город дипломату или посыльному. Разговоры в этой комнате трудно подслушать, и Ота счел ее самым подходящим местом для предстоящей беседы.

Киян чинно села, ее лицо было бесстрастным, как у игрока в фишки. Ота опустился на стул напротив, осторожно, чтобы случайно к ней не прикоснуться. Он знал, что Киян держит себя в руках. Она не позволит себе надеяться, пока не выслушает его. Просто потому, что, если его слова не совпадут с ее ожиданиями, разочарование будет не слишком глубоким.

На мгновение Ота мысленно перенесся в баню Сарайкета и увидел глаза другой женщины. Он уже вел подобный разговор и думал тогда, что это в первый и последний раз.

– Я не хочу ехать на север, – сказал он. – По нескольким причинам.

– Не понимаю, объясни, – попросила Киян.

– Милая, есть вещи, о которых я тебе никогда не рассказывал. О моей семье. О себе…

И он медленно, аккуратно подбирая слова, начал рассказывать свою историю.

Он сын хая Мати, но шестой сын. Таких отлучают от семьи и посылают в школу, где соперничают отпрыски хайема и знатных утхайемцев – каждый надеется стать когда-нибудь поэтом и получить власть над андатом.

Его выбрали, но он отказался от судьбы поэта и покинул школу. Имя Итани Нойгу выбрал себе сам, поскольку придумал себя нового. Но при этом не перестал быть Отой Мати.

Ота очень старался излагать свою историю просто и понятно. Он бы не удивился, если бы Киян, выслушав, посмеялась над ним. Она могла бы сказать, что он возомнил о себе невесть что. А могла бы крепко обнять и заявить, что всегда знала: он по своему положению выше, чем простой посыльный.

Но Киян ничего такого не сделала. Она молча внимала, скрестив руки на груди и глядя в окно. Только вертикальная складка между бровями чуть углубилась.

Оставалось лишь сказать, что он решил принять ее предложение – готов работать на постоялом дворе вместе с ней. Но она догадалась, что к этому идет, и подняла руки, прежде чем он успел произнести еще хоть слово.

– Итани… любимый, если это все неправда… если это шутка такая, прошу тебя, скажи. Скажи сейчас.

– Я не шучу.

Киян сделала глубокий вдох и медленно выдохнула. А потом заговорила, причем очень спокойно. Но Ота знал: такой спокойной она бывает, только когда очень сильно разгневана.

При первых звуках ее голоса у него сжалось сердце.

– Ты должен уйти. Немедленно. Ты уйдешь и никогда не вернешься.

– Киян-кя…

– Нет! Больше никаких «кя» или «милая». Никаких «любовь моя». С этим покончено. Ты должен оставить мой дом. И не вздумай возвращаться, не вздумай проболтаться кому-нибудь о себе, обо мне или о том, что мы были знакомы. Ты все понял?

– Я понимаю, почему ты злишься, – сказал Ота и потянулся к Киян. – И ты имеешь на это право. Но даже представить не можешь, как тщательно я должен был хранить эту тайну.

Киян чуть склонила голову набок и стала похожа на лису, услышавшую какой-то подозрительный звук. Потом рассмеялась:

– Думаешь, я расстроилась из-за того, что ты мне не рассказал? Обиделась потому, что ты в нашу первую ночь не выложил мне прямо в постели этот секрет? Итани, может, это тебя удивит, но у меня есть тайны в тысячу раз менее важные, чем твоя, вот только храню я их в сто раз лучше, чем ты.

– Но при этом хочешь, чтобы я ушел?

– Естественно, я хочу, чтобы ты ушел. У тебя же есть мозги, вот и пошевели ими. Знаешь, что случилось с людьми, которые охраняли твоего старшего брата? Они все мертвы. А помнишь, что случилось шесть лет назад, когда сыновья хая Ялакета ополчились друг на друга? Прежде чем все закончилось, погибли шестнадцать человек, и только двое из них были родней хая. А теперь посмотри вокруг и ответь: как, по-твоему, я смогу защитить мой дом? Как смогу уберечь старика Мани? Только сначала подумай хорошенько. Потому что, если сейчас заговоришь о том, какой ты сильный и смелый и что с тобой я буду в безопасности, клянусь всеми богами, я сама тебя сдам.

– Никто не узнает, – сказал Ота.

Киян закрыла глаза. Слеза, оставляя блестящий след, покатилась по щеке. Ота потянулся к Киян, чтобы вытереть слезу, но она ударила его по руке, не дав к себе прикоснуться.

– Может, я и захотела бы рискнуть, если бы речь шла только обо мне. Но увы, все не так просто. Есть еще мои люди и дело, которому я посвятила всю жизнь.

– Киян-кя, вместе мы сможем…

– Ничего мы не сможем. Мы ничего не сможем вместе, потому что ты сейчас уйдешь. И как ни странно это прозвучит, но я понимаю. Понимаю, почему ты скрывал правду о себе и почему решил рассказать сейчас. Надеюсь, духи будут преследовать тебя и однажды ночью выцарапают глаза. Надеюсь, все боги проклянут тебя за то, что ты заставил меня полюбить, хотя не имел на это права. А теперь уходи. Если через пол-ладони еще будешь здесь,