Системный Кузнец. Трилогия - Ярослав Мечников

Прошло десять секунд. Затем двадцать. Целая вечность, растянутая шумом ливня и гулом камня под ладонью, но обелиск, несмотря на пульсирующую энергию, внешне не показывал ничего.

Стало ясно — уже не покажет.

Медленно отвёл руку от его поверхности, и гул под ладонью стих. Моё сбитое до этого дыхание выровнялось, стало спокойным и глубоким, контрастируя с грохотом в небе и рёвом стихии.

Перевёл взгляд на Ориана — тот тоже глубоко и часто задышал. Мужчина пытался осознать то, что только что произошло — могущественный обелиск оказался ему непонятен.

Алхимик бросил на меня растерянный взгляд, а затем его глаза хищно сщурились так, что чёрных провалов почти не стало видно.

— Ты пуст, щенок, — сказал мужик с неопределённой интонацией, которая не принесла успокоения. — Можешь идти. Ты здоров. Я излечил тебя.

Ориан смотрел на меня, внушая эту мысль, заставляя поверить в неё, а затем кивнул в сторону хлипкой калитки, ведущей на улицу. От яростных порывов ветра и ливня та раскачивалась и протяжно скрипела на ржавых петлях.

Уже собирался сделать шаг прочь из этого проклятого места, когда мужчина вновь окликнул.

— И ещё, щенок.

Я замер, не оборачиваясь.

— Запомни наш разговор. Не вяжи узел на своей шее собственными руками, — угрожающе прошипел алхимик в спину. Слова заставили посмотреть на него в пол-оборота.

Мужик вновь кивнул в сторону калитки, окончательно отпуская меня. Было ясно — тот хотел, чтобы то, что было здесь, здесь и осталось. Чтобы молча принял тот факт, что Ориан каким-то неведомым способом ввёл меня в состояние лихорадки и галлюцинаций, манипулировал мной и подвёл к камню против воли. Алхимик хотел, чтобы я спустил это на тормозах и проглотил.

Вдруг накрыла волна ярости, смешанной с отвращением, будто меня использовали как инструмент для какого-то зловещего эксперимента, и это было омерзительным. Но сквозь ярость пробивалась прагматичная мысль: Может быть, это не самый худший вариант? Если промолчу и сделаю вид, что поверил в его «лечение» — меня, наконец, оставят в покое и позволят заниматься тем, чем хочу?

Бросил на алхимика последний взгляд, полный холодной ненависти. Тот стоял под стеной проливного дождя — тёмная и неподвижная фигура, похожая на идола. Вся его одежда вымокла насквозь, но мужчина, казалось, не чувствовал холода.

А затем я развернулся и двинулся в сторону калитки. Сначала медленно, а затем быстрее, ускоряясь с каждым шагом. Резко дёрнул ржавое кольцо — калитка со стуком ударилась о столб. Выскочил на размытую грязью улицу и, не разбирая дороги, помчался прочь.

Сегодня произошло нечто более важное, чем странная болезнь и жуткая встреча с Орианом. Пока бежал, захлёбываясь холодным дождём и собственным дыханием, в голове наконец-то всё встало на места.

Понял: Кай мечтал быть охотником и ненавидел кузницу, запах угля и жар горна — пацан видел в этом ремесле символ своей нищеты и рабства. Все мои импульсивные порывы — это его глухое недовольство и стремление к славе воина, наследие и призрачная воля, живущая в этом теле.

Но теперь здесь другой человек, и у него совсем другие желания. Наконец, смог чётко отделить одни чувства от других.

Я — Дима, человек из другого мира, хочу стать кузнецом.

Боевую технику, «Путь Тлеющего Угля», буду оттачивать, но использовать только для защиты своей жизни, и тех, кто дорог. Я не собирался становиться воином, что ведёт за собой людей, прорубаясь сквозь орды тварей или сражается с могущественными врагами. Мой путь — путь созидания. Путь ремесленника. Путь Мастера, который создаёт, а не разрушает — это то, чего жаждала моя душа, а не Кая.

Бежал вниз по улице. Потоки воды превратили её в скользкую реку. Несколько раз чуть не упал, поскальзываясь в наступающей темноте.

Когда подбегал к кузне, из её тёмного проёма вышла огромная и бородатая фигура. Вспышка молнии на мгновение выхватила из мрака хмурое лицо мужчины.

Гуннар, судя по всему, не выдержал и направился обратно к алхимику, чтобы проверить меня. Мужик что, беспокоился?

Старик остановился, увидев мой бегущий силуэт. И когда подбежал ближе, мне не показалось — тот правда облегчённо выдохнул, выпуская облачко пара в холодный воздух.

Остановился перед ним, тяжело дыша. Дождь стекал по лицу, но я его почти не замечал. Старик молча разглядывал меня несколько секунд, взгляд очень внимательный.

— Поставил на ноги тебя этот болотный червь? — прорычал Гуннар голосом, в котором смешалось облегчение и недоверие.

Я кивнул.

— Да, мне легче, мастер. Спасибо, что позаботились.

Слова прозвучали искренне, ведь правда был благодарен. Старик не бросил меня, а отвёл к тому, кто мог помочь. В этом жестоком мире это было сродни подвигу.

Взгляд кузнеца, едва различимый во мраке и сквозь плотную стену дождя, на мгновение потеплел, потеряв обычную жёсткость. Его глаза дрогнули.

— Да… — мужик хрипло откашлялся. — Пошли в кузню. Согреешься.

Коротко кивнул на тёмный проём двери, откуда тянуло теплом и запахом угля.

Не говоря больше ни слова, я прошёл мимо него, зашёл в согретое и уютное помещение. Мужчина вошёл следом и с глухим стуком закрыл за тяжёлую дверь, отсекая рёв бури.

Дождь барабанил по стенам и соломенной крыше, его монотонный стук перекрывал даже треск углей в остывающем горне. Из нескольких дыр в крыше с тихим звоном капала вода в подставленные миски на полу. «Нужно будет заняться ремонтом,» — машинально отметил про себя.

Здесь, в своём мире, сразу стало теплее и спокойнее. Опустился на табурет у стены и поднёс озябшие руки ко рту, согревая горячим дыханием. Не скажу, что сильно замёрз, но так было легче.

Кузнец прошёл вглубь мастерской. Несколько секунд молча стоял, глядя на пляшущие в очаге языки пламени, широкая спина была напряжена. Затем, не поворачиваясь ко мне, Гуннар сказал:

— Знаешь, щегол…

Голос дрогнул так сильно, что старик осёкся на полуслове и замолчал, явно пытаясь взять под контроль эмоции, которые грозили вырваться наружу. Было видно, как огромные пальцы нервно теребят друг друга, затем мужчина сжал их в такой массивный кулак, что костяшки побелели. Тишина в кузне стала тяжёлой, нарушаемая лишь стуком дождя и шипением углей.

Поднял на кузнеца глаза, ожидая, что тот скажет дальше.

— Я ведь думал, что ты никчёмный, — произнёс это тихо, глядя в огонь. — И относился к тебе…

Старик снова замолчал, собираясь с духом.

— … скверно относился, — с трудом закончил, подобрав, наконец, слово. — Ты не держи на меня обиды, щегол.