Танец Клинков: Академия убийц - kv23 Иван

Здесь было жарко, как в печи. Магические генераторы, питающие иллюзии в зале, работали на пределе, выбрасывая в пространство волны тепла и сырой энергии.

Ирина достала из поясной сумки набор инструментов. Это были не обычные отвёртки. Это были тончайшие щупы из мифрила и адаманта, способные взаимодействовать с магическими полями, не вызывая короткого замыкания. И маленький прибор — дешифратор ауры, который она собрала сама из украденных деталей и гениальных догадок.

Перед ней была панель доступа. Простая на вид металлическая пластина, но Ирина знала: за ней скрывается «Императорский протокол». Защита, которую создавали лучшие умы Академии.

«Ну что, мальчики», — ухмыльнулась она, вытирая пот со лба тыльной стороной ладони. — «Посмотрим, чья школа круче. Ваша академическая зубрёжка или практика Нижнего города».

Она коснулась щупом первого контура защиты. Панель отозвалась сердитым шипением, и по пальцам Ирины пробежал разряд статического электричества. Больно, но терпимо.

— Не вредничай, — прошептала она, подключая дешифратор.

На экране побежали столбики цифр и рун. Система сопротивлялась. Она была живой, злой и очень подозрительной. Она меняла коды доступа каждую секунду, перестраивала алгоритмы, ставила ловушки.

Это была шахматная партия. Блиц. У Ирины было мало времени. Пока Анна танцует, пока Громов смотрит на сцену — у неё есть шанс. Как только музыка смолкнет, окно возможностей захлопнется.

— Давай же… — шептала она. — Ну где у тебя чёрный ход? Должен быть чёрный ход. Все программисты ленивы, даже маги.

И она нашла его. Маленькую уязвимость в протоколе обновления, оставленную кем-то для удалённой диагностики. Щель в броне, не толще волоса.

Ирина вцепилась в неё, как бульдог. Её пальцы запорхали над сенсорной клавиатурой дешифратора, вводя команды быстрее, чем глаз мог уследить.

Взлом протокола… 30 %… 45 %…

Внизу, в коридоре, послышались голоса. Громкие, тревожные.

— Проверить вентиляцию! Датчики показывают аномалию в секторе 7!

Ирина похолодела. Её засекли. Не саму её, но всплеск активности в сети.

— Быстрее, — взмолилась она. — Пожалуйста, быстрее.

60 %… 75 %…

Она услышала, как где-то позади неё, в начале шахты, скрежетнул металл. Решётку вскрывали.

Вернёмся в зал.

Музыка сменила ритм. Теперь это был не плавный вальс, а рваный, синкопированный ритм, похожий на биение сердца в момент опасности. Анна перешла к кульминации первой части.

Её прыжки стали выше, приземления — жёстче. Она металась по сцене, словно птица в клетке, ищущая выход.

За кулисами Алексей стоял, прислонившись плечом к стене. Он выглядел абсолютно спокойным, даже скучающим импресарио, который видел этот номер тысячу раз. Но его правая рука, скрытая в кармане брюк, до боли сжимала рукоять ножа. А левая, раненая, ныла под слоем бинтов и магии.

Рядом с ним стоял начальник охраны Громова.

Этот человек — полковник Корф, как выяснил Алексей из досье Крюка — был опасен. Он не был магом, но он был ветераном пограничных войн. Человеком, который умел убивать голыми руками и который нюхом чуял ложь.

Корф не смотрел на сцену. Он смотрел на Алексея. Изучал. Оценивал.

— Вы нервничаете, господин импресарио, — тихо произнёс он. Голос был сухим, скрипучим.

— Любой артист нервничает во время премьеры, — ответил Алексей, не поворачивая головы. — Даже если он стоит за кулисами.

— У вас пот на виске, — заметил Корф. — И пульс на шее бьётся так, что видно отсюда.

— Жарко здесь. Софиты, знаете ли.

Корф шагнул ближе. Теперь он стоял вплотную, вторгаясь в личное пространство. Это был приём давления. Попытка заставить жертву дёрнуться, сделать ошибку.

— Я проверил ваши документы, Александр, — сказал он. — Они безупречны. Слишком безупречны. Идеальная бумага, идеальные печати. Так не бывает в нашей бюрократии. Всегда есть помарка, смазанная чернильная клякса, ошибка писаря. А у вас — как будто вчера из типографии Императорской канцелярии.

Алексей медленно повернулся к нему. На его губах играла вежливая улыбка, но глаза оставались холодными.

— Может быть, мы просто хорошо платим писарям?

— Может быть, — согласился Корф. Его рука легла на эфес шпаги, висевшей на поясе. — А может быть, вы — не тот, за кого себя выдаёте.

Алексей почувствовал, как мышцы спины напряглись. Момент истины. Если Корф сейчас поднимет тревогу, план рухнет. Анна на сцене окажется в ловушке. Ирина в вентиляции останется без прикрытия.

Нужно было тянуть время. Или убивать.

Но убивать здесь, за кулисами, в двух шагах от сцены — это безумие. Шум, кровь…

Алексей решил рискнуть. Он наклонился к Корфу и прошептал доверительным тоном, словно сообщал великую тайну:

— Вы правы, полковник. Я не совсем импресарио.

Глаза Корфа вспыхнули торжеством.

— Я так и знал. Кто вы? Шпион? Ассасин?

— Я… — Алексей сделал паузу, оглядываясь по сторонам. — Я любовник Марии. И ревнивый муж её сестры. Мы бежим от скандала на юге. Эти документы… скажем так, они стоили мне половины состояния.

Корф моргнул. Он ожидал чего угодно — заговора, бомбы, яда. Но банальной семейной драмы?

Это было настолько пошло и правдоподобно, что сбило его с толку.

— Любовник? — переспросил он, и рука на эфесе чуть расслабилась.

— Именно. Поэтому я так нервничаю. Боюсь, что её муж, этот бешеный мясник с тесаком, ворвётся сюда в любую минуту.

Алексей рассмеялся — нервным, срырывающимся смехом, который звучал абсолютно искренне (потому что нервы у него действительно были на пределе).

Корф смотрел на него с брезгливостью. В его глазах шпион превратился в обычного развратника и труса.

— Идиоты, — пробормотал он, отступая на шаг. — Вся империя катится в бездну, а вы бегаете от рогатых мужей.

Он потерял интерес. Развернулся и отошёл к своему посту, чтобы продолжить сканировать зал.

Алексей выдохнул. Воздух с шумом покинул лёгкие. У него дрожали колени. Это была самая страшная ложь в его жизни.

На сцене Анна заканчивала танец.

Она вошла в финальную фазу — серию из тридцати двух фуэте. Это был вызов. Испытание на прочность.

Раз. Два. Три…

Она вращалась на одной точке, как заведённый механизм. Зал, люстры, лица зрителей — всё слилось в одну цветную полосу.

…Десять. Одиннадцать…

Она чувствовала, как горят мышцы. Как дыхание разрывает грудь. Но она не останавливалась. Каждый поворот был ударом. Ударом по Громову. По его уверенности. По его миру.

…Двадцать. Двадцать один…

Громов в ложе подался вперёд так сильно, что чуть не опрокинул бокал. Он был заворожён. Он никогда не видел такого исполнения. В этом было что-то нечеловеческое. Демоническое.

…Тридцать. Тридцать один. Тридцать два!

Анна остановилась мгновенно, словно налетела на невидимую стену. Она замерла в финальной позе — руки вскинуты вверх, голова запрокинута, грудь ходит ходуном.

Тишина. Абсолютная, звенящая тишина.

И затем — взрыв.

Зал ревел. Аплодисменты были такими громкими, что казалось,