Миттельшпиль - Шеннон Макгвайр

– Эрин.

Роджер опускается на колени и нежно приподнимает ее голову с песка. Наблюдающая за братом Доджер наконец видит, что они действительно были любовниками, видит хрупкое гиперпространство, которое они создали между собой, прежде чем предательство Эрин навсегда его разрушило.

Роджер обхватывает пальцами череп Эрин, смотрит в ее закрытые глаза и улыбается, потому что он может видеть ее историю. Теперь он наконец ее понимает.

– Ты в порядке, – говорит он. – Открой глаза.

Ничто не может ему возразить: нет причин, по которым она не могла бы выжить при полученных травмах. Его слова предстают перед вселенной, и мгновение спустя вселенная с ним соглашается. Эрин открывает глаза. Она дважды моргает, а потом, всхлипнув, судорожно втягивает в себя гигантский глоток воздуха. Роджер убирает руки, когда Эрин закашливается и перекатывается на бок – ее рвет морской водой на песок.

Доджер наклоняет голову вбок.

– Ого, ты у нас теперь мертвых воскрешаешь? Шикарно.

– Эй, не ты ли была еле жива еще пятнадцать минут назад? Вот и помолчи.

– Сам помолчи, – говорит она с удовольствием и ухмыляется. Потом молча наблюдает, как Эрин продолжает тошнить: кажется, та уже исторгла из себя пол-океана. Гораздо больше того, что могло в нее поместиться, по крайней мере, выглядит именно так. Может быть, Роджер и правда может воскрешать мертвых.

Доджер покрепче обнимает себя за плечи и, дрожа, прикидывает, хорошо это или нет.

Наконец рвота заканчивается. Эрин неуверенно садится на песке и, откашлявшись, улыбается.

– Вы это сделали, – говорит она, глядя то на перемазанного в крови Роджера, то на промокшую от крови Доджер. – Вы проявились.

– И сейчас мы глазом не успеем моргнуть, как благодаря этому на всю ночь окажемся в камере, если не уберемся с этого пляжа, – говорит Доджер. – Кто-нибудь скоро вызовет береговую охрану, если уже не вызвал, а поскольку нас сейчас, скорее всего, разыскивают по подозрению в поджоге, кажется, что нас это не очень обрадует. Или я не права?

– Вы не понимаете, насколько для вас все изменилось, – говорит Эрин. Она переносит вес на ноги, и ей удается встать. Она выглядит слабой, как котенок. – Никто вас не арестует и не попытается отправить в тюрьму. Никто больше никогда даже не дотронется до вас против вашего желания.

Для девушки, которая, возможно, недавно утонула, она удивительно бодра. Роджер смотрит на нее, и тяжелое чувство ответственности пробирает его до самых костей. Это на его совести. Он сделал это, сделал ее, когда воззвал ее обратно из водяной могилы.

– Итак, все закончилось, – говорит он.

Эрин смотрит на него.

– Не совсем. Есть еще кое-кто, кто знает, что вы такое, знает, на что вы способны, и знает достаточно, чтобы хотеть причинить вам боль.

– Рид, – скорее выдыхает, чем говорит Доджер.

Эрин кивает.

– Он знает, что вы обрели себя. Ваше проявление – словно сигнальная ракета для тех, кто знает, за чем следить. Рид соберет свою армию. Если вы хотите выжить, если хотите остаться свободными, вы должны сами к нему отправиться. Вы должны остановить его.

– И что потом? – Несмотря на то что Доджер бледна и еле стоит на ногах, ее голос рассекает воздух, будто хлыст. – Проползти по еще одному подземелью? Победить еще одного дракона? Не смотри на меня так. Я была ботаником и играла в D&D. Просто ответь на вопрос. Если мы это сделаем, ты выставишь перед нами очередного босса или уже уйдешь на хрен и оставишь нас в покое?

– Это последний, – говорит Эрин. – Мы остановим его, и Под-и-Над будет в безопасности, по крайней мере, пока не объявится очередной мудак, который решит разрушить то, что создала Бейкер.

– Ну, если это случится, это будут не наши проблемы, – твердо говорит Роджер. – Мы сделаем это, потому что заслужили, чтобы нас оставили в покое. И после этого ты оставишь нас в покое. И сделаешь так, чтобы мы никогда тебя больше не видели.

– Добро. – Улыбка Эрин такая бледная и в ней столько зубов, что она напоминает оскал скелета. – Он ни за что не заметит нашего приближения.

Роджер смотрит на нее и надеется, что она права.

Эйвери и Циб, держась за руки, смотрели на великолепные башни Невозможного города. Они никогда не видели подобных зданий. Здания двигались, меняя форму, стиль и предназначение, подстраиваясь под людей, которые, словно сны, проходили по подвесным дорожкам между ними.

Рядом вздохнула Нив.

– Что случилось? – спросила Циб.

– Я жила здесь когда-то, – ответила Нив. – И больше уже никогда не буду.

– Почему?

– Потому что утонувшие девочки очень даже возможны, а Невозможный город принимает только невозможные сущности. Таких девочек, как я, слишком много, чтобы он мог быть для них домом…

А. Дебора Бейкер «За лесоградной стеной»

Книга VIII

После конца

Математика и чисел идеальный ряд,

И вселенная поет на мой любимый лад…

Д-р Мэри Кроуэлл «Доктрина Этоса»

Все измеряется за одну секунду.

А. Дебора Бейкер

Цена и последствия

Лента времени: 13:01 EDT[16], 20 июня 2016 года (спустя четыре дня)

Ли мертва, кукушата в свободном полете, и единственное, чего Рид не может понять, – это как получилось, что все пошло наперекосяк так быстро. Кукушата были в отрицании, слабы, разделены: их просто использовали как вместилище Доктрины, пока их преемники не дозреют до того, чтобы присвоить ее себе. Все идет не по плану, а у него нет времени как следует во всем разобраться.

Если бы у него было время, он бы сожалел о потере Ли. Она стала слабым звеном – да, и он планировал убить ее – безусловно, но она была по-своему верна ему и заслуживала смерти победителя, а не… что бы это ни было. Так долго идти к Невозможному городу, а потом упасть прямо перед тем, как открылись его ворота? Это было несправедливо. Это было бесславно. Асфодель назвала бы неудовлетворительным повествование, в котором герой умирает, не дойдя до цели всего пару шагов.

(Мысль о том, что Асфодель вовсе не назвала бы Ли героем, не назвала бы героем его, не приходит ему в голову. Это его история – с тех самых пор, как он выхватил ее из рук своей создательницы, – конечно же, он герой. Как же иначе?)

Теперь они придут за ним. Должны прийти. Они проявились и теперь