Карфагенский мореход - Александр Васильевич Чернобровкин

тощ и малоросл, несмотря на каблуки высотой сантиметров семь у обуви, напоминающей полусапожки. Поверх пурпурной туники что-то типа короткого персидского кафтана из лисьих шкур мехом внутрь, а сверху плотная шерстяная ткань бордового цвета с вышивкой желтыми нитками — маленькие лошадки скакали на все четыре стороны и промежуточные направления.

— У тебя еще остались крокодильи кожи? — не поприветствовав, спросил он таким тоном, будто я обещал, но нагло кинул.

— Пока есть. Сейчас подойдут и заберут их, — соврал я.

— Сколько осталось? Я покупаю все! — заявил он.

— Если сойдемся в цене, — предупредил я. — Они платят по четыре шекеля за каждую. Дашь больше, будут твои.

— Почему я должен платить больше⁈ — возмутился купец. — Я Эшмуниатон (Бог Эшмун дал), потомок малка (царя)!

— Извини, уважаемый, но я слышал, что в Карфагене нет малков, — возразил ему.

— Сейчас нет, а раньше были, — уже не так спесиво проинформировал он.

— Вот и приезжал бы раньше, — потроллил его, — а сейчас я договорился с людьми, но уступлю тебе, если дашь по четыре с половиной шекеля.

— Четыре и одна десятая, — тут же понты у него пошли побоку, включился торговый азарт.

Сошлись на четырех с четвертью за каждую из оставшихся тридцати восьми крокодильих шкур, и полтора шекеля скинули, чтобы округлить. Всего я получил сто шестьдесят. Расплатились со мной десятью золотыми шекелями, на реверсе которых была изображена идущая лошадь с загнутым хвостом, как у кобылы сразу после случки, но при этом имелось и довольно внушительных размеров достоинство жеребца, и двумя серебряными монетами в пять шекелей с головой Алашии с воткнутыми в волосы колосьями ячменя на аверсе и крылатым, взлетающим конем без половых признаков на реверсе. Один золотой шекель меняется сейчас в Карфагене на пятнадцать серебряных. По словам Элулая, три года назад давали всего двенадцать, поэтому местные купцы берут золото неохотно, боясь девальвации, а из греческих невраждебных полисов, где курс выгоднее — с удовольствием.

— Привезешь еще что-нибудь, сразу скажи махазу, чтобы позвал меня. Я в городе самый богатый купец. Больше меня никто не заплатит, — посоветовал на прощанье Эшмуниатон.

Крокодильи шкуры перегрузили на мулов и повезли в город. В воротах караван встретил махаз, спросил что-то, видимо, за сколько купили, после чего направился к тендеру.

— Тридцать три с пятой частью шекеля, — объявил он, остановившись на пристани напротив меня.

Значит, узнал и у скорняков, сколько и по какой цене купили крокодильи шкуры. Я достал из кармана кожаных штанов заранее приготовленные шесть монет по пять шекелей, по одной в два и один и четвертушку. Самую мелкую монету рубят на две, три или четыре части, чтобы удобнее было расплачиваться, которые берут с большим удовольствием, потому что видно, что внутри, а подделывать невыгодно. Махаз удивился, поняв, что я точно знал, сколько надо будет заплатить.

Он проверил каждую монету на зуб, кивнул, подтверждая, что фальшивых нет, и оповестил:

— Сдачу учту в следующий раз.

А не учтешь, я не обижусь. Став должником, наглеть не будет.

Глава 15

Холодный и влажный северо-северо-западный ветер позволил тендеру к концу второго дня достичь Сиракуз, основанных выходцами из Коринфа и расположенных в юго-восточной части острова Сицилия. Сейчас это экономическая и культурная столица эллинского мира, столкнувшая Афины с первого места. Расположен город на небольшом острове Ортиджа и прилегающем участке большого острова Сицилия, разделенном на четыре района, каждый из которых защищен собственной крепостной стеной. Правит полисом тиран Дионисий, захвативший власть восемь лет назад. О нем отзываются, как о доблестном полководце и толковом администраторе, сумевшем взять все хорошее от демократии и тирании. За восемь лет он сумел значительно расширить территорию полиса, в том числе и за счет сиканов, союзников Карфагена, из-за чего и началась война. Сейчас Сиракузы обложены на суше со всех сторон. В городе объявлена всеобщая мобилизация. Под ружье, точнее, под копье поставлены все, способные держать его, в том числе и рабы-мужчины, которым обещана свобода в случае победы. Остатки разбитого в сражении флота прячутся в гавани между двумя островами.

Ставка рабимаханата Гимилькона находится на холме возле храма Зевса Олимпийского и мелководной речушки Анапос, получившего свое название в честь речного бога. Мы легли в дрейф напротив ее устья. Заходить в реку побоялся, потому что слишком мелкая. У нее второе название Невидимая из-за того, что отдельные участки ближе к горам проходят под землей. Я отправил к полководцу Элулая на шлюпке, чтобы доложил о нашем прибытии, передал почту из Карфагена и организовал выгрузку. Финикиец и карфагенянин, говорящие на одном языке во всех смыслах слова, быстрее поймут друг друга.

На палубу вышел матрос-египтянин, подставил бледно-зеленое лицо холодному солнцу. Болтало нас не очень, но даже этого хватило, чтобы бедолага слег и обрыгался. Вместо него вахту на румпеле несли другие матросы. По приходу в Карфаген спишу к чертовой матери.

Элулай вернулся в хорошем настроении. Выгрузка начнется утром, можно становиться на якорь. Что мы и сделали. Матрос-египтянин был назначен на вахту до утра. Пусть отработает просачкованное во время перехода.

На рассвете к обоим бортам тендера подошли по небольшой, шестнадцативесельной галере. В каждую влезало тонн восемь-десять груза. Мои матросы, работая двумя грузовыми стрелами, отправляли сразу на обе сперва вяленую рыбу в мешках, лежавшую сверху, потом хумбы — большие, литров на пятьдесят, глиняные кувшины с двумя или четырьмя ручками возле широкого горла, закрытого крышкой, замазанной смолой или воском — с вином или маслом и напоследок ячмень насыпью, которым были заполнены пустоты между тарой, чтобы не смещалась, не билась. Нагрузившись, галеры переходили к лагерю, где их высовывали носами на берег и выгружали вручную часа три-четыре. За световой день каждая сделала по три ходки, вывезли всё.

Перед последней наварх одной из них, крикливый, шебутной мужичонка, спросил меня:

— Рабов купишь? Молодые крепкие мужчины по двадцать шекелей за каждого. В Карфагене продашь по сотне.

— До Карфагена их надо довезти, — начал я торг.

В итоге сошлись на дюжине за голову. Других покупателей все равно нет, и в ближайшие месяцы не будет.

Утром он привез два десятка юношей и молодых мужчин, греков и сикулов — аборигенов, обитавших в восточной части Сицилии, и три коротких копья, как подарок за заключенную сделку, чтобы моим матросам было, с чем охранять рабов. Их распределили по двум трюмам. Один