Карфагенский мореход - Александр Васильевич Чернобровкин

Календарь финикийцы, а вслед за ними карфагеняне, позаимствовали у вавилонян, даже названия месяцев совпадают или похожи. Значит, меня наняли до дня весеннего равноденствия. Надеются, что к тому времени потеплеет и подключатся их «круглые» суда или Сиракузы будут взяты.

— Хотел бы внести в договор дополнительный пункт, чтобы с меня брали одну пятидесятую часть от проданных товаров, как с жителя Карфагена, а не одну двадцать пятую, как с иноземца, ведь буду работать на город, — попросил я.

— Мы согласны, — не задумываясь, важно объявил Карталон, подтвердив мое предположение, что нужен им позарез, что согласились бы и на двести пятьдесят шекелей за ходку, но я на налогах отобью часть недополученного.

Писцы внесли мое имя и дополнительный пункт в договор, написанный в двух экземплярах на ханаанском языке. Семиты-арамеи, включая вавилонян, как и семиты-иудеи, позаимствовали алфавит у финикийцев, так что в предыдущую эпоху я иногда имел с ним дело, по крайней мере, знал, как пишется мое имя, самые распространенные слова и цифры. С последними было сложно. Обозначались они буквами и записывались в троичной системе «ноль, один, два»: первый разряд — единицы, второй — тройки, третий — девятки. К этому надо добавить шестидесятеричную систему счисления. Я таки выучил их вместе с сыновьями, несмотря на то, что меня не секли розгами по ладоням. Поэтому полный текст договора понял в общих чертах и убедился в наличии моего имени и цифры двести двадцать. После чего поставил, макнув в чернила, оттиск перстня-печатки на обоих экземплярах.

— Ты получил хорошее образование, — сделал вывод карфагенский чиновник, наблюдавший, как я расшифровывал текст договора.

— Да, окончил школу при храме. Отец хотел, чтобы я стал чиновником. До его смерти поработал три месяца в налоговом ведомстве. После того, как моя семья погибла от мора, занялся тем, что больше по душе — торговлей с другими городами, а потом и народами, — наврал я с три короба.

В последнее время перестал заморачиваться составлением легенд, вру спонтанно. Так забавнее.

— Сейчас отправлю гонца на склады, и на твое судно начнут подвозить снабжение для армии. После окончания погрузки получишь почту для рабимаханата Гимилькона и сто десять шекелей, — сказал он на прощанье.

На обратном пути я спросил Элулая:

— Сколько тебе будут платить за наблюдение за мной?

— Пять шекелей ха каждый рейс, — после паузы признался он и добавил в оправдание: — Они бы все равно кого-нибудь назначили.

— Я ни в чем не обвиняю тебя, — сказал Элулаю, подумав, что поспешил с увеличением зарплаты ему.

Глава 17

Зимой даже Средиземное море бывает бурным. Волны, конечно, невысокие, а вот ветрюган может задуть так, что ходишь пригнувшись, чтобы с ног не сбило. Из-за такого мы застряли на шесть дней возле Сиракуз. Горы прикрывали нас от западного штормового ветра, так что стояли на якоре спокойно. Другое дело, что к тому времени мы уже загрузились и купили двадцать два раба на перепродажу. Их надо было кормить, а продуктов в обрез. Я не рассчитывал, что застряну с таким количеством людей на продолжительный срок. Выручала рыбалка. Ловили всем экипажем. Я на спиннинг, остальные на изготовленные мной донки с одним бронзовым крючком и дырявым камешком вместо грузила. Наживкой служили кусочки мелкой рыбы. Дно — камни с проплешинами песка. Попадала самая разная рыба, но преобладали анчоусы, морские окуни и тресковые. Однажды вытащили мурену, которая чуть не откусила палец матросу, поймавшему ее. После захода солнца хорошо брали морские ерши. Весом они около полкило, но кажутся больше. Голова составляет половину рыбы и еще часть — длинные шипы и как бы лохматые плавники. Обычно часть улова отваривали в бронзовом котле, часть запекали на углях на берегу. Дров рядом было много. Приготовленную рыбу привозили на судно, кормили рабов, ели сами. Пища, конечно, однообразная, зато много и свежая.

Когда ветер устал, убавился баллов до пяти и начал заходить против часовой стрелки, отправились в путь. Сперва шли галсами, постепенно подворачивая вправо, пока не пошли на Карфаген крутым бейдевиндом, потом курсом галфвинд и на подходе — бакштагом. Возле Сицилии на воде плавало много водорослей, сломанных веток деревьев, желтых листьев, пучков сухой травы, пшеничной и ячменной соломы. Наверное, кто-то остался без корма для скота. Чем дальше от острова, тем вода была чище, а возле материка снова увидели много плавающей растительности. По пути я поймал на блесну синеперого тунца весом килограмм шестьдесят. Вываживал его не меньше часа, а когда подвел к борту, два матроса одновременно всадили в него копья, но еще какое-то время дергался, не хотел умирать. Слопали его вместе с рабами. Матросы утверждали, что вкуснее баранины или говядины. Они росли на рыбе, мясо ели редко, а к чему с детства привык, то и самое лучшее.

По приходу я отправил Элулая и одного из матросов с почтой в Бирсу. По пути он должен зайти к купцу Эшмуниатону, сообщить о привезенных рабах, а вернуться со второй частью фрахта. Пока не прибыл покупатель, я с двумя матросами сходил в ближние лавки, купил свежих лепешек, запеченного мяса и вина. На этот раз взял белое сладкое. Накормил и рабов, чтобы выглядели бодрее. Так понимаю, в ближайшие годы их основной едой будут хлеб да каша. В лучшем случае попадут на фермы возле города, в худшем — на рудники где-то в горах южнее Карфагена. Там добывают железо, медь, свинец и серебро и подолгу не живут.

Купец Эшмуниатон появился примерно через час. Осмотрев построенных на пристани рабов, он заплатил золотыми монетами по шестьдесят шекелей серебром за каждого. По слухам, у купца есть золотой рудник, но, где расположен, никто толком не знает. Скорее всего, ему привозят этот металл из Центральной Африки. Покупает золото где-то за пределами города, чтобы конкуренты не узнали канал доставки, и потом выдает за добытое на руднике, находившемся неизвестно где. Впрочем, могу ошибаться. Эшмуниатон достаточно богат, чтобы приобрести собственный рудник.

Не успел он рассчитаться со мной, как подвалил махаз. Я не настолько богатый и влиятельный человек, как Эшмуниатон, чтобы забивать на мелких чиновников, поэтому покорно отстегнул положенную пятидесятую часть от полученного за проданный товар. После подписания договора с Карфагеном я проинформировал мазаха, показав текст, о том, что отныне с меня надо брать два процента, промолчав,