Карфагенский мореход - Александр Васильевич Чернобровкин

человек, а парламент — «Буле» или «Совет пятисот», по пятьдесят богачей от каждой филы (общины). Есть еще «Экклесия» — народное собрание, считавшееся номинально высшим законодательным органом, однако в реальности ничего не решало, но помогало толпе выпустить пар. Восемь лет назад спартанцы отымели афинян, навсегда скинув с позиций лидера эллинского мира. Да, со временем Афины опять станут самым крупным городом Греции, но былой славы, могущества уже не достигнут. Сейчас этот полис вместе с Хшассой воюет с Пелопонесским союзом, возглавляемым Спартой. Вчерашние заклятые враги сегодня целуются в дёсны.

Задул северо-восточный ветер, и «Альбатрос», нагруженный не сильно, очень резво, со скоростью узлов семь-восемь помчался на северо-запад. За двое суток с небольшим добрались до острова Крит, который заметен издалека. В Касосском проливе шуганули рыбаков. Судно незнакомого типа вызвало у них естественную реакцию. От острова Крит отошла триера, погналась за нами. Я приказал спуститься под ветер на курс крутой бакштаг, благодаря чему добавили один или даже полтора узла. Поняв, что до темноты не догонит нас, триера отстала. Мы на ночь легли в дрейф посередине Критского моря. Сейчас новолуние, ночи темные, шарахаться в темноте между островами опасно. На рассвете поймали легкий норд-ост и курсом крутой бейдевинд неторопливо пошли в сторону порта Пирей. Слева от нас был Пелопонесский полуостров — территория Спарты, врагов афинян и персов. На наше счастье спартанцы — паршивые моряки. Навигация у них начнется нескоро. Впрочем, и галеры других полисов больше не встречали. Переночевав в море в паре десятках миль от порта назначения, утром добрались до него за четыре часа, потому что шли круто к ветру, сменившемуся на норд-вест.

В торговой гавани Пирея тихо и пусто. Только на северном берегу в ангарах возились возле военных триер несколько человек. Больше половины ангаров были пусты, Городские стены Пирея, как и две длинные, Южная и Северная, ведущие к Афинам были разрушены восемь лет назад по приказу победивших спартанцев. Мы ошвартовались к каменному пирсу, уходящему под углом от восточного берега, поближе к закрытым одноэтажным каменным пакгаузам. Никто к нам не подошел, не спросил, кто и зачем пожаловал. Такое впечатление, что афиняне растеряли свой обычный торговый азарт, жажду прибыли, никак не придут в себя после поражения. Хотя дело может быть в том, что еще не началась навигация, никого не ждали.

— Оставайся здесь, а я схожу в город, найду покупателей, — приказал я Элулаю.

С собой взял двух матросов-греков, которые несли по отрезу ткани, шерстяной и льняной.

Глава 22

До Афин пилить километров шесть. По обе стороны от дороги развалины крепостных стен. Большие прямоугольные блоки известняка одного размера раскиданы как попало. Многие разбиты. Ближе к дороге валялись именно такие. Видимо, хорошие потихоньку растаскивали на личные нужды. Пирейская надвратная башня высотой метров пятнадцать была как бы углублена в город. По обе стороны прохода по две мощные башни с расстоянием между ними метров двенадцать, а надвратная на всю ширину прохода и с двумя ярусами бойниц над двустворчатыми деревянными воротами, оббитыми бронзой, и верхней площадкой с односкатной крышей из толстых бревен. Охраняли ее по десятку стражников снаружи и внутри. И те, и другие, прислонив щиты и копья к стене, играли в кости в тени, хотя еще не жарко. По себе заметил, что в тропических странах, даже когда было холодно, по привычке перемещался по теневым сторонам улиц. На меня и матросов не обратили внимания, даже не поинтересовались, что несут. Впрочем, и так было видно, что всего по отрезу дорогой ткани, значит, не на продажу.

В городе тоже было пустовато. Такое впечатление, что бо́льшая часть жителей славного города переселилась из него в более благоприятные места. Как ни странно, улицы были чистые. То ли здесь не сорили, что вряд ли, то ли часто подметали. Из некоторых дворов доносился аромат свежего хлеба. Дома на окраине одноэтажные, а ближе к центру в два и даже три. Дворы закрытые. Крыши двухскатные под красно-коричневой черепицей. По центру широких улиц проходят открытые местами, сточные канавы, в которые сливали, в том числе, и содержание ночных посудин, поэтому, когда проходишь мимо, задерживаешь дыхание. В канавах возились свиньи, куры и дикие птицы — санитарили, как умели. Крыс не заметил, что не значит, что их нет. Базар находился в двух кварталах от ворот. Там людей было больше, примерно по полпокупателя на одного продавца.

Я остановился перед тощим пожилым греком, продававшим дешевенькие хитоны из шерстяной ткани, спросил:

— Подскажи, кому можно продать оптом пурпурные ткани?

— Мне можно, — на полном серьезе ответил он, решив, наверное, что я предлагаю всего два отреза.

— У тебя денег не хватит на две с половиной сотни отрезов, — сказал я.

— А-а, тебе на сотню! — въехал он. — Тогда иди вон по той улице до перекрестка. Там повернешь налево, дойдешь до алтаря Зевса и спросишь, где живет Демотим? Скажешь ему, что направил Андромах. Он меня знает, покупаю у него ткани.

Зевс, вырубленный из белого с легкой желтизной мрамора, восседал на помосте в три ступени на троне с высокой спинкой, держа в левой руке посох с навершием в виде взлетающей, хищной птицы. На нижней ступеньке сидел блаженный в рваном, грязном хитоне и со счастливым выражением лица грыз сухую ячменную лепешку. Эллины сперва прожаривают зерно, а потом размалывают грубо, из-за чего хлеб жесткий и имеет особый привкус, не перепутаешь. Пшеница только для богатых. Привозят ее из Египта или Причерноморья с началом навигации галерного флота.

Я не был уверен, что получу вразумительный ответ, но спросил блаженного:

— Демотим где живет?

— У-у-у! — лучась от счастья, замычал он, кивая, и показал грязной левой рукой на двухэтажный дом с широкими одностворчатыми деревянными воротами с дверцей на противоположной стороне улицы наискось.

Я постучал ногой в дверцу и вскоре услышал шаркающие шаги, а потом старческий голос:

— Что надо?

— Скажи хозяину, что в порт пришло судно из Финикии, привезло ткани, покрашенные в пурпурный цвет. Могу показать образцы. Если не нужны, скажи, где живут другие купцы, торгующие тканями, — громко ответил я.

— Сейчас оповещу хозяина, — пообещал старик.

— Впусти! — послышался властный голос помоложе.

Заскрипела щеколда, дверца открылась наружу. По ту сторону стоял худой старик в старом, застиранном шерстяном хитоне. Голова с редкими седыми волосами, бельмами на глазах и длинной бородой подрагивала.

— Заходите, —