Карфагенский мореход - Александр Васильевич Чернобровкин

С попутным ветром мы поднялись против течения к городу. Он еще больше удалился от реки. Подошли к берегу настолько близко, насколько позволяла осадка, встали на якорь. К нам сразу на лодке, связанной из тростника и папируса, которой управлял абориген с одним веслом, сидевший на корме и загребавший то с одного борта, то с другого, как на каноэ, поплыл стоявший на носу налоговик-семит, скорее всего, выходец из Вавилонии или Ассирии, облаченный в тунику длиной до колена, какие сейчас модны в Двуречье, и тонкие персидские шаровары. Надо иметь особые таланты, чтобы, не принадлежа к титульной нации, занять такое хлебное место. С виду не скажешь, что проныра. Больше похож на рохлю. Наверное, кто-то из родственников подсуетился и продвинул его.

— Что привез? — спросил он на ломанном греческом.

Вместо ответа я поздоровался с ним на фарси и предложил на армейском языке:

— Или тебе удобнее говорить на нашем?

— Подумал, что ты юнанец! — поздоровавшись, весело признался он на арамейском. — Ты откуда?

— Из Ура, — ответил я, понадеявшись, что в такой глухомани он не бывал.

— А я из Сиппара, — сообщил налоговик. — Давно был в наших краях?

— Год назад, — ответил я.

— Если бы ты знал, как хочу вернуться домой! — чуть ли не со слезами в голосе признался он.

— Я тоже, — поддержал его, не уточнив, что мой дом не в Уре и даже не в Вавилонии.

— Что ты привез? — перешел он к делу.

— Вино из Афин, — проинформировал я.

— О-о, это то, что надо! Надоело мне местное пойло из ячменя! — обрадовался он. — Сейчас сведу тебя с купцом, нашим земляком.

А я уж было подумал, что в Египте все чиновники персидской администрации заодно и торговцы.

Купец оказался родом из Борсиппы. Было ему за сорок. Как догадываюсь, не меньше половины жизни провел в Египте, поэтому смирился и потускнел. Мы с ним повспоминали родные края, повздыхали и быстро договорились о ценах на вино вместе с тарой, которое я привез, и льняные ткани, писчий папирус и ячмень, которые собирался приобрести. Во время плавания я подумал-подумал и решил не продавать решетки из досок и брусьев для пифосов. В разобранном виде они будут занимать мало места на палубе трюма и наверняка еще не раз пригодятся.

Работали здесь медленно, не сравнить даже с Финикией, не говоря уже об Афинах. В этом плане у египтян во все века нога на тормозе. Широкая лодка, больше похожая на узкий плот (или это узкий плот, больше похожий на широкую лодку⁈), управляемый двумя гребными веслами и одним рулевым, перетягивали вдоль берега выше по течению и оттуда отправлялись в плавание к тендеру, швартуясь к его левому борту. Мои матросы опускали на хлипкое плавсредство одновременно двумя грузовыми стрелами два пифоса. Египтяне разбирались с ними по одному, хотя, разделившись, за то же время успели бы справиться с обоими. На берегу ниже по течению их встречали еще два человека, продевали веревки в ушки на глиняных сосудах, поднимали вчетвером, кряхтя и ругаясь, и грузили на арбу, запряженную двумя волами с длинными кривыми рогами. В отличие от афинской, египетская брала всего шесть пифосов. Нагрузившись, уезжала часа на полтора-два. Плот в это время не работал, хотя могли бы перевезти пифосы на берег. В итоге выгрузка заняла почти два дня, а погрузка — три с половиной. Все отрезы неокрашенных льняных тканей и весь писчий папирус, купленные мной, доставили на тендер первой ходкой, а вот зерно возили в больших мешках из кожи и переносили с арбы на плот, прикрепив к шесту, который несли двое, положив на плечо. Мешков помещалось тоже шесть, хотя по весу и объему раза в три меньше пифосов.

После окончания погрузки я рассчитался с «земляками» и отбыл в Сор. Надо было успеть сделать пару ходок с зерном, пока не началась навигация у галер. Они быстро собьют цену.

Глава 24

По прибытию в Сор быстро нашел покупателей на весь груз. Элулай занимался выгрузкой, а я сходил на стапель к Абиэле, который строил тридцатидвухвесельную торговую галеру, договорился, чтобы заготовил, согнул и насушил досок, брусьев, деталей судового набора для нового судна большего размера. Теперь он знает, что мне надо, и не считает, что его творение утонет, как только отойдет от причала. Впрочем, могу переоценивать Абиэлу. Оставил кораблестроителю задаток, предупредил, что прибуду в Сор в конце навигации, чтобы до весеннего равноденствия обзавестись двухмачтовой шхуной. Деньги есть, могу себе позволить.

— Когда построишь новое, что будешь делать с нынешним? — полюбопытствовал Абиэла.

— Если найду покупателя, продам, если нет, разберу на части для постройки нового, — поделился я планами. — А что, есть покупатель?

— Нет, — ответил он, — просто спрашивали, сколько такое может стоить.

— Скажи им, что триста дариков, — предложил я.

— Тебе дешевле обошлось, — возразил он.

— Дешевле стоили материалы и твоя работа, но ты забыл о моих знаниях, которых больше ни у кого нет, — напомнил я.

— Это верно, — согласился кораблестроитель. — Никто из наших не умеет делать такие корабли. Меня теперь многие просят построить, как у тебя, но я отказываюсь, потому что многое не понимаю.

В который раз обучаю финикийцев основам кораблестроения, но всё бестолку. До некоторых технологий надо сперва дорасти. Даже человеку середины двадцатого века маленькая флэшка с записанными на нее гигабайтами научных знаний и технологий будущего показалась бы никчемной побрякушкой, поигрался и выбросил, а нынешние, в лучшем случае, носили бы ее, как украшение, повесив на шею на льняном гайтане. Может быть, и я в двадцать первом веке не обращал внимания на такие же источники знаний от инопланетных цивилизаций, принимая за безделицу, а то и за угрозу для своего существования.

Я прикидывал, что повезти из Сора в Пер Амон, кроме пурпурных тканей. Ответ нарисовался сам в виде двух купцов, состоявших в родстве, судя по одинаковым длиннющим носам с мясистой бульбой на конце. Раньше никто не предлагал перевезти его груз. Не доверяли мне и моему судну. Видимо, рассказы членов экипажа тендера убедили местных купцов, что со мной можно иметь дело, или то, что я оставил залог Абиэле. Значит, вернусь