Карфагенский мореход - Александр Васильевич Чернобровкин

По их мнению, неблагородное это дело — мечом махать да копьем колоть. Для этого есть жадные дураки и прочие авантюристы, которых сейчас и покупали в ускоренном порядке. Я еще подумал, не податься ли и мне в кавалеристы? Не рискнул. Слишком уж подло вели себя карфагеняне с теми, кто проливал за них кровь.

Купец Эшмуниатон утром не появился в порту. Я решил, что это знак судьбы, прогулялся в город и нашел покупателей на привезенные товары. Особый спрос был на зерно. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что Карфаген ждет голод. Расположенные рядом с ним поля, огороды и сады давали более половины продуктов питания, необходимых для существования горожан, привыкших ни в чем себе не отказывать. Если ливийцы дойдут до городских стен и просто простоят под ними пусть даже непродолжительное время, всходы будут вытоптаны, деревья и лозы срублены на дрова. Я продал привезенный ячмень в три раза дороже, чем приобрел в Египте. Все-таки от финикийских купцов были не только убытки. Если бы они не задержали меня, возил бы сейчас зерно в Сор или Сидон и наваривал по мелочи.

Глава 26

До порта Канопит, что на самом западном рукаве Нила, мы долетели с попутным свежим норд-вестом за четыре с половиной дня. Перс-налоговик, которого звали Зульяр, поприветствовал меня, как близкого родственника. Мы с ним посидели на полуюте под натянутым тентом из просмоленной темной грубой материи, выпили вина, купленного в Карфагене. Узнав, что я прибыл в балласте, Зульяр огорчился малость, но заработал немного на дешевой пшенице, которой я забил трюм до отказа. Здесь еще не знают, что происходит в Карфагене. Я приказал членам экипажа помалкивать об этом. Впрочем, никто из них не говорит ни на фарси, ни на египетском языке настолько хорошо, чтобы поделиться такой важной и многослойной новостью.

Обратный путь занял почти в три раза больше времени. Шли галсами или крутым бакштагом против северных ветров. Радовало то, что они приносили прохладу, помогали справляться с усиливающейся жарой. Море было пустое. Изредка, когда подходили близко к африканскому берегу, видели двигавшиеся вдоль него караваны галер. Скорее всего, это первые, вышедшие из финикийских портов. Они еще не знают, что творится в Карфагене, не подозревают, что там их товары будут не слишком востребованы. Вряд ли кто-то обменяет золото и серебро, занимавшие намного меньше места, на овечью шерсть, овчины, воловьи и верблюжьи шкуры, лен, ткани, крашеные и нет, доски ливанского кедра — основные товары, которые вывозят из Финикии. Если придется убегать из города, места на галерах будет мало, так что все это барахло придется бросить. Я знаю, что Карфаген захватят и разрушат римляне через два с половиной века, но горожане не в курсе, поэтому предполагают всякое. Тогда финикийцам придется везти товары дальше, к союзникам этрускам или в карфагенские города на побережье Африки и Пиренейского полуострова, который сейчас называют Иберийским. Только вот в первом случае запросто нарваться на греческих пиратов, промышляющих в Тирренском море, и потерять все, включая свободу, а во втором — не во всех портах можно торговать свободно. В некоторых придется отдавать всё на реализацию карфагенским посредникам и приобретать местные товары через них, выступающих заодно покупателями и продавцами. Как мне сказали, руки заезжим купцам, даже родственным финикийцам, выкручивают здорово, но так, чтобы совсем не отпала охота привозить товары туда.

В Карфагене было состояние близкое к панике. Кто мог, запасался провизией долгого хранения, готовясь к длительной осаде. Ливийцы подошли к окрестностям города. Их отряды видели возле широкого, метров пятнадцать, рва глубиной метров пять и длиной километра четыре, который был прорыт в самом узком месте перешейка, соединяющего город с материком. В Карфагене имеются казармы на сорок тысяч воинов и конюшня на четыре тысячи лошадей, но сейчас эти помещения почти пусты. Наемники и мобилизованные были подло и позорно брошены на Сицилии. Защищаться придется самим, чего карфагеняне, за редчайшим исключением, не умели и, что важнее, не хотели. Худо-бедно нашлись воины, чтобы занять двойные крепостные стены с той же стороны, что и ров. В основном это были выходцы из предместья Мегара, населенного карфагенским плебсом и сиканами разных национальностей. Нападения с моря не боялись, поэтому там на стенах было пусто.

В порту под выгрузкой стояли всего два «круглых» судна, которые привезли вино из Сардинии. Тоже продукт питания. Как узнали мои матросы-финикийцы у своих коллег с этих судов, весь карфагенский флот сейчас возит провиант из близлежащих городов, но проблема в том, что там новый урожай еще не созрел, а старый давно продан и съеден. Выгребают остатки по бешеным ценам.

Махаз по кличке Индеец заранее нарисовался на пристани, показал жестами, чтобы сразу заходили в торговый порт, становились под разгрузку, и даже сам принял у нас носовой швартов.

— Что привез? — первым делом спросил он.

— Полные трюма египетской пшеницы, — сообщил я.

— Это очень хорошо! — обрадовал он. — Сейчас сообщу купцу Эшмуниатону.

— Не надо. Мелким оптом дороже продам, — отказался я.

Сперва послал одного матроса-финикийца в ближайшую городскую пекарню, чтобы узнал цену на белый хлеб, подорожавший, как оказалось, почти в пять раз с момента нашего предыдущего прихода. Ровно во столько же я увеличил цену на пшеницу и отправил половину своих матросов в городские пекарни с сообщением, что в торговом порту стоит судно, которое продает мелким оптом зерно нового урожая, привезенное из Египта. Остаток этого дня и почти половину следующего шла распродажа пшеницы от одной до трех кор в одни руки. На второй день, благодаря настоятельным предложениям покупателей, цена стала выше в шесть раз. Закончив выгрузку и отстегнув два процента махазу, мы тут же, не дожидаясь утра, отправились с попутным норд-вестом в Египет.

Глава 27

Пшеница, ячмень, фасоль, горох — дешевые товары. Обычно на них много не заработаешь. Зато время от времени случаются продолжительные осады или неурожаи по другим причинам — и тогда эти товары наверстывают упущенное за предыдущие годы. С каждым днем сухопутной блокады Карфагена цены на провиант в нем росли пусть и не так стремительно, как во время затяжного голода в Вавилоне. К тому времени, как созрел урожай на прибрежных территориях в Западном Средиземноморье, поднялись в двенадцать раз, после чего снизились наполовину на короткий промежуток времени и опять медленно поползли вверх.

На счастье карфагенян, голод ударил не только