Воин-Врач V - Олег Дмитриев

хоть немного оклемались, — тебе задача: вперёд меня поговорить с тёткой Анной. Про тех тварей, что на её землях таятся, расскажи. Наверное, можно разом ляха и чеха позвать, чтоб не повторять по три раза. Ты точно слова нужные найдёшь, тебя учить — только портить.

— Добро, — кивнул патриарх, перекладывая исписанные кругом берестяные листы, отбирая те, что, видимо, содержали нужные сведения, в части, как говорится, касающейся.

— Буривой, тебя прошу сперва с северянами поговорить. Им тоже будет интересно про тех аббатов узнать. И про то, кто и где их родичей умучал. Так скажи: «Всеслав на остров тот доберётся обязательно. И будет рад хорошей компании из добрых северных воинов и мореходов. А ежели найдём чего — поровну поделим, по-братски». Глядишь, и прокатят нас до змеюк подколодных на своих драконьих корабликах. Через земли Генриха гулять напрямки нам рано. Пока.

Раздавая поручения, Всеслав задумался крепко, не заметив, как вскинули при этих словах на него взоры советники. И продолжил:

— А после них — половцы. С Хару я завтра сам поговорю, но нужно, чтоб он хоть половину ночи да начало дня об этом подумал. Поэтому Гнат Байгара приведёт, а ты перемолвись с ним с глазу на глаз.

Фырканье Рыси и сдавленный низкий звук, изданный Гарасимом, заставил князя вынырнуть из размышлений.

— Чего? А. Ну да, не подумав ляпнул, прости.

Назвать так планируемое совещание тайного советника великого князя русов с главой тайной службы великого хана половцев, у которых на двоих было ровно два глаза, было, конечно, не очень политкорректно. Хорошо, что в этом времени в плане чувства юмора было попроще.

Отсмеявшись вместе со всеми, Чародей подчеркнул отдельно:

— А насчёт завтрашнего нападения — ни полслова чтоб никому. Не надо им знать, что опасность близко, всю игру нам поломают. Сами сыграем, без помощников. Хотя, знаешь что, Гнатка? Сделай, чтоб я вечером на гульбище или на дворе где-нибудь Хагена увидел. Тоже совершенно случайно, как у тебя случается.

На грянувший снова смех заглянула Домна. И прикрыла дверь, пряча на лице ту самую тёплую улыбку успокоенной хозяйки и матери.

С Хагеном, что рыскал по двору, ища того, кто же это позвал его по имени противным голосом, сговорились быстро. Взрывному шведу вполне хватило туманных намёков, что, мол, знак нам был, сердце вещует, душа не на месте — в их краях к прозрениям и предчувствиям относились ещё щепетильнее. Точку же поставила твёрдая гарантия того, что за поддержку по ситуации князь русов принародно подтвердит его право на громкое прозвище «Тысяча черепов». Земляки отнеслись к этой кличке скептически, заподозрив Рыжебородого в, так скажем, привычном ему некотором приукрашивании действительности. Кипучая шведская натура бурлила и клокотала, не в силах снести оскорбления недоверием. Зря что ли он с командой столько времени потратил, собирая по льду Днепра и берегам запчасти папских посланников? Зря валандался в холодной воде, вытягивая из-подо льда тела тех, кого не хватило для ровного счёта? Зря отпаивал своих потом три дня всеславовкой, чтобы отбить и память, и желание назвать ярла «Ледяным Мясником⁈ Нет, прозвище тоже неплохое, конечно, но мясников в их краях было — через одного, а вот так, чтоб прямо 'тысяча» — не единого. Хорошо хоть, денег тратить не пришлось — щедрый Чародей, как и обещал, оплатил победителям все расходы и банкеты. Грех не помочь такому честному колдуну!

Поэтому шведский новый король даже спрашивать не стал, с кем именно придётся биться. Во-первых, это недостойно. А во-вторых, ему, кажется, и впрямь было наплевать. Наверное, из-за таких и ходили даже в моём времени легенды о совершенно бесшабашных викингах. Подобное наплевательское отношение к инстинкту самосохранения, пожалуй, только усиленным пожиранием мухоморов и можно было объяснить. Но в трусости и подлости его точно нельзя было заподозрить. А что приврать любил — ну так у всех свои недостатки, как говорил в старом кино один невозмутимый миллионер.

О том, что возможно нападение, Всеслав честно предупредил всех гостей. И о том, что вокруг стола, в толпе и на крышах будут его люди. Не стал отказываться и от предложений помощи — Рысь тут же перезнакомился, уже вполне официально, со всеми коллегами и быстро вместе с ними же покинул зал. Пример Чародея и твёрдое обещание того, что его семья, и жена, и дети, будут рядом, убедили гостей не оставлять в теремах и своих. Про то, с кем именно предстояло встречаться, правители не спрашивали. Князь тоже с рассказами о лихозубах не лез. Нам с ним и одного замученного до смерти хватило за глаза.

Тех, кто носил на левой ступне клеймо в виде змейки, допрашивали Гнатовы. Мы со Всеславом участвовали в беседах с тремя основными игроками, бабой и двумя карликами. Эта троица оказалась широко известной в западных землях, там про них ходили ужасающие легенды, ими пугали детей, даже не зная имён и лиц. Вполне заслуженно пугали, надо сказать. Тех грязи и кошмара, что хлынули из них, когда за работу снова пришлось браться мне, хватило бы и взрослым. Как шутил, помнится, знакомый полковник-«каскадёр», рядовая боевая задача этой тройки тянула на четыре расстрела, два повешения, гильотину и электрический стул. Только нам, слушавшим вывших тварей, было совершенно не до смеха. Зато у патриарха появилось гораздо больше записей, какими стоило бы поделиться с союзниками. И предстояло. И не только с ними.

Тётушка Анна, пусть и вполне впечатлившись демонстрациями слаженных действий ратников нескольких стран, что даже языка друг друга не знали, но работали, как пальцы одной руки, про готовность или хотя бы возможность участия в нашем союзе франков ничего не сообщала. Ну и Всеслав не настаивал. Но добытыми из мерзкой троицы сведениями поделился. Там были важные, среди которых Гнат особо выделил прямую угрозу Филиппу Первому, де-юре королю Франции, сыну Анны Ярославны. Было и то, что с очень неожиданной стороны «подсвечивало», как говорили в моём времени, череду несчастий на землях Рауля де Крепи́, нынешнего неофициального мужа тётушки. Человека властного, могущественного, бесстрашного и богатого настолько, что мог себе позволить при живой жене жить со вдовой короля, и плевать хотел и на французскую богему, и на всех на свете пастырей и архиепископов.

Рысьин расчёт сыграл безошибочно. Узнав страшные в своей правде вещи о том, кто и как собирался уничтожить её любимых мужчин, тётя зашипела хлеще лихозуба такие слова, каких ни один из островных змееглазых не знал точно. Ставр и Буривой,