Лихо. Игла из серебра - Яна Лехчина

Ольжану передёрнуло. «А чего мне нужно хотеть? Чтобы ты вышел сухим из воды?»

– Однако, увы, дорогу пока выбираю я. – Свободной ладонью указал на церквушку. – Так что пойдёмте внутрь.

«Сказать, куда тебе следует пойти?» Ольжана прикусила щёку почти до крови. Убедила себя мысленно: молчи, молчи… Она ведь решила, что ей не нужно говорить Лале всё, что у неё на уме, – ради будущего и своей же безопасности. Но сейчас… О, вытерпеть было сложнее, чем когда-либо.

Она не шелохнулась.

Лале обернулся у порога. И так выразительно на неё посмотрел, что Ольжану захлестнула ярость. Подумала: почему бы не развернуться и не уйти? Прямо сейчас, в лес, – навстречу чудовищу, ведь сгущались сумерки, а значит, Сущность из Стоегоста подбиралась всё ближе…

– Госпожа Ольжана, – процедил Лале. – Ну что вы как избалованный ребёнок.

Щёки Ольжаны вспыхнули.

– Это я как ребёнок? – Возмутилась. – Я?! – Указала на церковь. – Из-за твоих дел я чего только не натерпелась! А ты требуешь терпеть ещё, и ещё, и ещё.

Выпалила быстрее, чем поняла: на словах «из-за твоих дел» во рту появился горький привкус. Клятва, которой её связал Лале, напомнила о себе – и хотя Ольжана бросила общую фразу, без подробностей, вязкой слюны стало так много, что она поднесла пальцы к губам. На подушечках осталось чёрное вещество, похожее на смолистую кровь, – то самое, что Ольжана видела в зеркале.

Она отступила. Грязная трава жалобно хлюпнула под ногами.

Мерзавец!..

– Сболтнула лишнего, да? – выпалила Ольжана. Язык саднил, но ворочался. – Замечательно ты придумал. Слова лишнего не скажи.

Снова накатила горечь. Зубы прострелило холодом.

Лале молча смотрел на Ольжану, растирающую чёрную колдовскую жижу по щеке.

В конце концов, госпожа Кажимера неспроста считала, что Ольжана не годилась для тонких игр. Одни Длани знают, как она держалась всё это время. Ольжана пыталась быть расчётливой и спокойной. Она выслушала несколько историй Лале про его жизнь, но видно, мириться с новой действительностью оказалось ей не по силам – эта захудалая церквушка стала последней каплей.

– Можешь спать где хочешь, – проскрежетала Ольжана. – В любом проклятом месте. Только меня не впутывай. – Хотела сказать: «хотя бы в это не впутывай», но испугалась, что клятва не позволит.

Она развернулась. Сделала несколько шагов, ожидая: вот-вот в спину прилетит колдовство.

– Ольжана. – Голос Лале звучал, как железо. – Вы не в себе.

Разумеется. Будь она в себе, никогда бы не стала так себя вести. Прекрасно ведь понимала, на что Лале способен.

Она повязала платок вокруг шеи. Засеменила вниз по склону, даже не зная, чего теперь ждала: то ли того, чтобы её убили чары Лале, то ли – чтобы чудовище выпрыгнуло и разорвало её на клочки. А может, чтобы не случилось ни того, ни другого, и она – в своей слабой оборотничьей форме – неожиданно для всего мира добралась бы до Тержвице.

Стрижи над головой летали совсем низко, к очередному дождю. Лес на соседних холмах шелестел кронами, и за ними зажигалось небо.

Позади раздался шорох звериных лап. Мгновение – и перед Ольжаной возник серый волк, метнулся перед её ногами. Ошарашенная, Ольжана застыла, – (краем глаза заметила: надо же! Волк прихрамывал, и левая передняя лапа у него была темнее других, угольно-чёрная), – но земля оказалась слишком скользкой. Ступня поехала вниз, и Ольжана упала, завалившись на бедро. Ей стало так зло и горько, что впору завыть от досады, – но вместо этого она прежде, чем сумела бы всё осмыслить, закляла розовый закатный свет. Обернула его вокруг запястья и хлестнула им по волку, точно арканом.

Но Лале уже успел оборотиться, и ослепительная солнечная полоса легла ему на пришитое предплечье. Рукав был закатан, и на смуглой коже тотчас вспыхнул малиновый ожог.

Время замедлилось, как во сне.

Вот Лале напротив. Его ладони протянуты к ней, будто в попытке удержать. Взгляд – удивлённый, опущенный на ожог. Между бровями – морщинка.

Ольжана задохнулась. Захотела зажмуриться, но не смогла и так и продолжила смотреть, как лицо Лале начало разглаживаться.

Он подхватил её за локти.

– Длани! – Лале наклонился к ней. Он путался в полах подрясника, заляпанного грязью. – Вы это видели?

Ольжане послышалось восхищение.

Лале помог ей встать.

– А говорите, что учёба бесполезная! – Его глаза просветлели. – Вот как ловко можете!

Ольжана облизнула губы. На них ещё оставался горький вкус.

– Я не хотела.

Она правда не хотела. Чтобы она – и напала на кого-то?..

– Да ладно вам. – Лале отмахнулся. – Если вам от этого станет легче, можете хоть всего меня располосовать. А уж тем более, если это поможет вам в колдовстве.

Он убрал ладони с её локтей, и Ольжана неловко ковыльнула в сторону.

– Ушиблись? – Лале кивком указал на её бедро. – Простите. Не хотел вас ронять. Просто я бы не смог догнать вас человеком.

Ольжана не ответила. Заметила, что рукав испачкался в грязи, и начала с силой его отряхивать. Она принялась глядеть себе под ноги – пустым невыразительным взглядом – и прокручивать в голове: она ведь не сомневалась, что Лале нападёт на неё в ответ.

– Слушайте, я… – Лале поискал слова. Может, ему следовало сказать про погоню в волчьем теле, или про клятву, или ещё про что, но вместо этого он вернулся к началу: – Я бы предложил вам переночевать в кибитке, а не в церкви, но вы же сами всегда радели за безопасность. Чем вы дальше от меня, тем мне сложнее вас защитить. Хоть от чудовища, хоть от душегубов.

Ольжана пробормотала:

– Благородно.

Если Лале и хотел попросить её не ёрничать, то никак этого не выдал.

Не взаимодействовать с ним было намного легче, подумала Ольжана. А так – будто вместо того, чтобы обвязать переломанную конечность и оставить её в покое, тыркаешь её, тыркаешь, прекрасно понимая, что работать, как раньше, она уже не будет. Тогда к чему эти вспышки злости? И может, вся её затея – зря?..

– Идёмте назад. – Ольжана подобрала юбку. На душе было гадко – и от произошедшего, и от себя самой.

Она ещё раз поскребла щёку, надеясь окончательно избавиться от следов клятвы. Развернулась и ушла.

Пользуясь тем, что Лале ещё не успел наложить защитные сглазы на кибитку, Ольжана вытащила из неё мешочек с тканевыми лоскутами. А зайдя в церковь, закляла сырую темень углов и, обернув ею, как платком, бурдюк, принялась охлаждать воду.

– Садитесь, – сказала она прихромавшему Лале. И указала на одну из более-менее крепких скамей, которую пощадили и время, и заезжие воры.

Лале