Лихо. Игла из серебра - Яна Лехчина

– Зачем?

Ей показалось, что это прозвучало с подозрением.

– Я обожгла вам руку, – произнесла без всяких чувств. – Надо обработать.

И отпила из бурдюка. Горечь во рту пропала.

Поразительно, как порой ей было легко читать Лале – время совместного путешествия не прошло даром. Возможно, Ольжана, будучи конченой дурой, и упустила множество звоночков, но сейчас она поняла по его изменившемуся лицу: Лале хотел было сказать, что справится сам, – но передумал.

А ещё она понимала, что он, скорее всего, воспримет её предложение не так, как нужно. Пожалуй, это пойдёт на пользу ей, стремившейся вызнать что-то важное, – Лале решит, что на самом-то деле он не так уж ей и противен; и для неё настоящей это будет как кость в горле.

Попытка облегчить его ожог – не забота. Не нежность. Не вина. Даже не желание понянчить свою отцветшую влюблённость. Просто людей нельзя обжигать со зла – вот и всё. По крайней мере тех, кто не обжигает тебя в ответ.

Как бы Лале ни был ей сейчас неприятен, насилие по отношению к нему – даже случайное – казалось событием из ряда вон.

– Зачем? – повторил Лале. – Я причинил вам вреда гораздо больше, чем один ожог. Даже сейчас вас помучила моя клятва.

Справедливо. В глубине души Ольжана тоже задавала себе этот вопрос. Правда, с собой она боролась совсем недолго.

Может, она и надеялась в будущем причинить Лале боль, вынюхав о его слабостях, – но сейчас у неё было только настоящее. И Ольжана посчитала неприемлемым так себя вести.

– К счастью, – сказала она, обливая ткань водой, – я не вы.

Лале сел на скамью напротив. Протянул ей руку – на коже уже вздулся продолговатый пузырь; Ольжана, собиравшаяся просто промыть ожог холодной водой, засомневалась.

– Сильно задело. – Она повертела руку Лале. – Может, проколоть? Нигде иголки не завалялось?

Взгляд Лале стал каким-то недобрым.

– Что? – Ольжана сжала губы. – Ой, раз не хотите – не буду, я же не заставляю.

Она осторожно полила ожог водой, а потом, положив между лоскутками кусочек прохладной тени, – маленькое, совершенно теремное колдовство, – не в натяг обернула предплечье тканью.

– Пусть будет так, – предложила она.

– Пусть, – повторил Лале. – Почему вы сказали про иглу?

Ольжана посмотрела на него, как на дурака.

– А чем люди волдыри прокалывают? – спросила она в ответ. – Ногтем, что ли? Или зубом?

От пристального взгляда Лале опять сделалось беспокойно.

Ольжана ничего не понимала.

– Да что вы…

– Забудьте, – перебил Лале быстро. – Это неважно. Я не о том подумал.

Он покрутил рукой.

– Спасибо, но не стоило.

Ольжана пожала плечами.

– Я ничего полезного и не сделала.

– Вы попытались, – возразил Лале. – И я тронут. Не ожидал.

Ольжана отвернулась и стала изучать то, что её окружало. В провалившейся крыше виднелось небо. Сама церковь оказалась совершенно пуста, если не считать нескольких скамей: дверь держалась на честном слове, а от алтаря не осталось ничего, кроме углубления алькова. Ставни не были заколочены – задувал ветерок.

Нужно сдвинуть скамьи, подумала Ольжана. Так получится ложе даже шире, чем в кибитке.

– Я за вещами. – Она встала. Понимая, что скоро стемнеет окончательно, предусмотрительно наворожила несколько огней из закатного света – подбросила их на ладони, пустила по воздуху.

Продолжать разговор совершенно не хотелось. Тем более, пришло время готовиться ко сну.

Один из огней потянулся к углу – и что-то там завозилось, запищало; должно быть, мыши. Второй проплыл прямо перед Ольжаниным лицом.

– Погодите. – Лале смочил оставшийся лоскуток, протянул ей. – Держите. Вытрите щёку. Нужно было заранее вас предупредить… Но кажется, вы и сами поняли, как работает клятва.

Ольжана сжала ткань в кулаке.

Конечно. Она ведь уже исследовала, насколько крепки его чары.

– Не играйте с этим, – попросил Лале, и Ольжану передёрнуло. Опять почудилось, будто он знает и про её намерения, и про попытку выложить его тайну своему отражению. – Ничего не говорите. Никому. Даже мне. Даже если рядом никого нет: целее будете. Чем значительнее слова, тем, конечно же, хуже – а если рядом будет кто-то ещё, то вплоть до…

– До чего? – Ольжану взбесила его заминка. – Выбитые зубы? Отнятый язык? Удушье?

– Обычно, – Лале будто её не услышал, – хватит и простого желания посвятить кого-то в мои дела.

Если так будет продолжаться, поняла Ольжана, в следующий раз она не укорит себя за насилие. Что у неё вообще было в голове, раз она решила похлопотать над рукой Лале? Нашлась блаженная.

Ольжана показалась себе ещё большей тупицей, чем раньше.

– Перед тем как я дала эту клятву, – проговорила холодно, – ты обещал, что больше не будет больно.

И выдохнула с разочарованием, которого сама от себя не ожидала:

– Ты лжец.

На удивление, Лале это пробрало. Колдовской огонь приблизился к нему, бросил на кожу алые отсветы, и Лале рассеянно отогнал его ладонью.

– Клятвы не для того, чтобы их нарушали, – сказал он спешно. – И если не…

Он всё ещё сидел, и Ольжана смерила его взглядом сверху вниз.

Лале замолчал.

Потёр лоб кончиками пальцев.

– Полагаю, в ваших глазах падать ниже мне уже некуда. – Повёл плечом. – Заслуженно. Я признаю. Спасибо, что, даже несмотря на это, смогли переступить через себя и вылили эту воду мне на ожог, а не в лицо. – Задумчиво хмыкнул. – И не в еду, предварительно смешав с ядом.

Ольжана подумала: «Я ничего не смыслю в ядах».

– Хотя… – Лале рассеянно повертел рукой. – Кто знает, что ещё будет.

– В каком смысле?

Лале улыбнулся хитроватой грустной улыбкой, от которой раньше у Ольжаны голова пошла бы кругом.

– Бросьте, – сказал мягко. – Уж я-то понимаю, насколько сильно вам хочется мне отомстить.

В груди у Ольжаны снова зашебуршила тревога – нехорошее предчувствие, словно Лале видит её насквозь и даже попытка вмешаться в его игру обречена на провал. Но с другой стороны…

Она хмыкнула. Немного помолчала, изучая, как по полу, танцуя, бликуют две лужицы света и от них рябят тени – мельтешаще-узорные, точно кружево.

– Мы с тобой совершенно разные люди. – Провела мокрой тканью по щеке, стирая колдовской след. – Сказать, чего я действительно хочу? Покоя. И чтобы всё поскорее закончилось. Я хочу, чтобы меня никто не трогал, не обсуждал, не заставлял что-то делать, а что до тебя…

Всё же была мысль гораздо соблазнительнее, чем представлять Лале подвешенным на месте Йовара.

– Я бы хотела тебя поскорее забыть. – Ольжана мяла в руках ткань. – И жить так, словно мы никогда не встречались.

– Всему своё время, госпожа Ольжана. – Лале глянул в потемневшее окно. – Какие ваши годы.

Ольжана отложила лоскуток, двинулась к выходу:

– Ладно,