Убей тамплиера - Александр Васильевич Чернобровкин

положили и два тюка провизии для меня и слуги из расчета на месяц пути: мука, булгур (крупа из пшеницы), бобы, вяленая говядина, порезанная тонкими овальными ломтями, напоминающими подошвы сандалий, и кефаль без внутренностей, изюм, курага, сушеный инжир и свежий чеснок. Мне отвели место в шатре, установленном на корме, который буду делить с капудан-раисом (командиром галеры) — обладателем круглого и почти безволосого лица, как у тюрка-кочевника. При этом говорил на египетском языке без акцента, на арабском с сильным, а на тюркском знал всего несколько слов. Почему выбрал эту должность, стало понятно, когда он сел в тени под навесом на низкое раскладное кресло типа шезлонга и провел в нем в полудреме, изредка вставая только для того, чтобы отлить за борт, до вечера, когда галера была вытащена носом на берег реки возле какой-то деревушки. После чего лег спать в шатре. И так все три дня перехода. Со мной распрощался, как с лучшим другом. Наверное, потому, что я не приставал с разговорами и спал не в шатре, а на кормовой палубе в компании обоих салюки, которые считали своей святой обязанностью лечь рядом со мной.

В новой столице Египта мы застряли на четыре дня. Ждали попутный караван. Жили в казарме городского гарнизона, причем мне выделили отдельную комнату, как старшему командиру. Правда, на довольствие не поставили, приходилось ходить в харчевню, которых рядом с казармой было несколько. Видимо, многим солдатам не хватало бесплатного пайка. Кое-кто из воинов помнил меня, точнее, мои доспехи и собак. Для них все франки на одно лицо. Спросили, не я ли обучал мамелюков, после чего относились ко мне с уважением, как к командиру тысячи.

Караван получился большой: пара сотен навьюченных верблюдов, немного меньше мулов, причем некоторые были запряжены в небольшие двуколки, в которых ехали важные люди. Кроме купцов с полутора сотнями охранников, в нем следовали три сотни конных воинов и не менее полутора тысяч пеших ополченцев, в основном босых негров из южных территорий Египта. Они были вооружены короткими, метра полтора, копьями и кинжалами. Щиты круглые из лозы, обтянутой кожей. Из доспехов только чалмы и стеганки, набитые хлопком или овечьей шерстью. Только у командиров от сотника и выше были металлические шлемы, которые везли в обозе. Они уверены, что на такую грозную силу франки не посмеют напасть, так что нефиг париться в доспехах. Не надели их даже после того, как караван пересек границу Иерусалимского королевства, по восточному краю которого пролегал наш путь.

Я ехал в хвосте каравана, растянувшегося на пару километров, перед пехотой, передвигавшейся неплотной толпой. Языком, на котором переговаривались негры между собой, я не владел, а они, за редчайшим исключением, знали всего по несколько слов на египетском и арабском, в основном команды и ругательства — самое главное, что надо знать для службы в армии. Чори ехал за мной, ведя на поводу лошадь с припасами и двумя шерстяными одеялами, на которых мы спали ночью. Салюки бежали рядом или гоняли мелкую дичь по пустыне, после чего отдыхали, запрыгнув на круп лошади. Пехотинцы удивлялись и смеялись над этой их привычкой, а потом полюбили. Съесть всю газель, добытую на ужин с помощью собак, мы со слугой не могли, поэтому большая часть туши доставалась неграм. За ними шли прибившиеся к нам по пути паломники, возвращавшиеся из Мекки. По приказу командира воинского подразделения их подкармливали, выдавая продовольствие, как солдатам. После хаджа считаются чуть ли не святыми.

Дорога была изнурительной. К полудню начинает припекать так, что тело под доспехом становится мокрым. Хотелось снять его, наплевав на безопасность. Пустыня здесь не песчаная, а из голых холмов серовато-светло-коричневого цвета, между которыми попадаются вади — русла высохших рек. Где-нигде можно увидеть зелень, потому что еще весна, не все выгорело. Местность однообразная. Пейзажи повторяются. Даже мне, хорошо умеющему ориентироваться на местности, иногда кажется, что мы кружим на одном месте. Только солнце, которое светит большую часть дня нам в спину, убеждает, что движемся на север.

Когда проходили мимо крепости Керак, которая была видна вдалеке, по каравану разнесся приказ быть готовыми к бою. Я пересел на боевого коня, натянул тетиву на лук, развязал колчаны и приказал Чори ехать справа от меня с пикой наготове, чтобы отдал ее мне в случае надобности. Длинные копья для таранных ударов я не взял с собой. В одиночку ими не повоюешь, а в Дамаске выдадут. Там еще при мне было налажено изготовление их для тех конных копейщиков, что остались служить в гарнизоне.

Шагавшие следом за мной пехотинцы первые полчаса были готовы к бою, то есть несли в одной руке копье, а другой придерживали щит, который висел на ремне, перекинутом через шею. Это им вскоре надоело. Опять закинули копье на плечо и перевесили щит на спину. Кто-то им рассказал, что это за крепость, судя по тому, что, когда подошли ближе, поглядывали на нее и что-то горячо обсуждали. Наверное, за сколько дней или даже часов захватили ее, дай им волю.

Я было подумал, что зря напрягался, что пора снять тетиву с лука, но увидел впереди очередное вади и решил подождать, когда минуем его. Оказалось, что не напрасно. Крестоносцы напали по нему и по второму, который выходил к дороге с километр впереди. Как предполагаю, собирались разбить караван на три примерно равные части и среднюю, состоявшую из нагруженных верблюдов, отнять, угнав по дальнему вади.

В ближнем к нам отряде было с десяток рыцарей и с полсотни сержантов. Первых определил по гербам на щитах. У последних были кресты тамплиеров, хотя я уверен, что к религиозному ордену никакого отношения не имеют. Уж кто-кто, а Рено де Шатильон тяги к нищете не имел. Скорее, наоборот. Они поскакали, поднимая светло-коричневую пыль, в нашу сторону, но не очень быстро. Видимо, должны были задержать пехоту, пока среднюю часть каравана будут угонять по дальнему вади, имитировали атаку. Пехотинцы, следовавшие за мной, начали с громкими истеричными криками выстраиваться к бою. То есть сбиваться плотную толпу. Ума или смелости напасть на всадников у них не хватало.

Когда приблизились на дистанцию метров двести, я, не слезая с лошади, начал отстреливать рыцарей. Использовал стрелы с шиловидным наконечником, которые запросто прошивали хауберк. Успел поразить четырех в разные части тела, пока они заметили, что что-то пошло не так. Скорее всего, следили за нами, определив, что лучники есть только в передовом отряде, а более опасных арбалетчиков нет вовсе. Вот и нападали