Немезида ночного ангела - Брент Уикс

памяти, но кажется, что она все-таки есть, правда? Что я просто коплю неудачи, и они обрушатся на меня все разом. А мне в последнее время часто везло. И неудачи капля за каплей собираются в комок ужаса, который растет в моем животе.

Я могу еще долго распинаться о том, почему меня раздражают задания, которые идут слишком гладко… но времени на разговоры у нас не осталось, потому что я уже проскочил почти через все препятствия, стоявшие на пути к императрице.

Я останавливаюсь перед дверью в ее покои. Между мной и каютой остался один-единственный преторианец.

– По какому делу? – спрашивает громила с раздвоенной бородкой, наполовину окрашенной в синий цвет. Глаза у него тоже разноцветные, один коричневый, один голубой.

– Послание от высшего чудотворца Интана, – говорю я. – Не срочное.

– Ха. В кои-то веки не срочное. Думаю, вам лучше подождать в дверях, – говорит похожий на скалу преторианец. – И ждать, наверное, придется долго.

Я благодарно киваю ему и бесшумно вхожу в покои императрицы. Стоит мне прикрыть за собой дверь, как я понимаю, в чем дело. На другом конце просторной комнаты гремит мужской голос. Знакомый голос. Они с жаром о чем-то спорят.

На меня пока что никто не взглянул. Они даже не заметили, что кто-то вошел.

Я быстро оглядываюсь; рядом никого нет, но по бокам от меня стоят ширмы, за которыми могут скрываться другие посетители. Впрочем, сейчас это неважно – меня они тоже не видят.

– Я не угрожаю тебе! – восклицает король Рефа'им. Затем спокойнее прибавляет: – И не буду угрожать. Никогда! Селестия! Зачем мне что-либо у тебя отнимать? Отнять может любой. Этот убийца Стерн может отнять жизнь. – Он небрежно машет рукой в сторону двери – прямо туда, где по несчастливой случайности стою я.

Комок накопившихся неудач сжимается у меня внутри. Я делаю шаг в сторону, чтобы между мной и царственной четой оказалась колонна.

– Чтобы убить, нужна всего лишь ненависть и полоска стали. Но я? Я тебя обожаю. Я хочу быть для тебя тем, кто дает. Я хочу положить к твоим ногам весь мир… все, чего желает твое сердце! И неужели ты думаешь, что я – то есть тот, кто понимает тебя лучше всех остальных жалких дворянишек, – неужели ты думаешь, что я не знаю, чего оно жаждет?

– Да, ты особенный, – холодно отвечает императрица. – Теперь я это вижу. Ты не такой, как все. – Она зевает.

Рефа'им сжимает пальцами переносицу. Делает вдох.

– Наверное, ты права. Наверное, все, как и я, отчетливо видят, чего ты хочешь. Все-таки для этого не нужны никакие тайные способности. Ты едка и остра на язык, потому что давно разочаровалась в веренице мужчин, с которыми тебе приходилось иметь дело. Или, возможно, потому что ни один из них до сих пор не сумел сравниться с худородным Ареви Тилсином…

– Не смей! – Лицо Селестии вмиг становится красным, зубы стискиваются. – Где ты услышал это имя?

– …Который тоже разочаровал тебя, женившись на той очаровательной молодой графине и не дождавшись, когда ты выхлопочешь ему титул посолиднее и сможешь выйти за него замуж, не возмутив при этом всю имперскую знать. А затем ему хватило дерзости наплодить полдюжины сыновей и трех дочерей за… сколько? За двенадцать лет. Девять детей за двенадцать лет? И кого ни послушай, лорд и леди Тилсин без ума друг от друга; они счастливы, их любят арендаторы, обожают соседи, уважают в светских кругах… хотя с достатком у них, признаться, не ладится. Поговаривают, лорд Тилсин отказывается от любых прибыльных сделок, ради которых ему пришлось бы слишком часто и надолго отлучаться от дома, и у него совершенно точно нет времени на придворные интриги – правда, кого ни спроси, все подтвердят, что он верный слуга императрицы и не терпит никаких кривотолков в твой адрес.

– Достаточно. – Между нами колонна, и императрицу я не вижу, но судя по голосу, она в бешенстве.

– Мне любопытно, что возмущает тебя больше: их счастье или их плодовитость?

– Следи за языком, Рабису.

– Сейчас все думают, что ты держишь лордов на расстоянии: либо не спишь с ними, либо, если все-таки ложишься с кем-то в постель, мешаешь зачатию с помощью магии. Ты даже нарочно распустила подобные слухи, чтобы все в это поверили, но очень скоро люди поймут, что они лживы. Тебе, хм, тридцать восемь лет. Все думают, что через годик или три ты уж точно решишь завести ребенка и сделаешь следующего консорта императором. Они не знают, что ты уже пыталась. На протяжении четырех лет, если не больше. Ты пыталась зачать дитя с тремя последними королями, и я уже не говорю о множестве твоих любовников. Твои Целители не могут понять, в чем дело. Ты нанимала мудрых стариц, чародеек, жужинских заклинателей, торфалинов, манипуляторов ча-рьюни, даже нескольких шарлатанов. От некоторых тебе становилось дурно. Другие чем-то помогли, но не сильно. И ни один не смог сделать так, чтобы у тебя получилось зачать наследника.

Императрица отвечает ему непринужденно, словно они обсуждают цены на заморские ткани:

– Если ты так пристально следил за мной, то должен бы знать, что я просто слежу за своим здоровьем, как и подобает государыне, преданной ее народу. При этом нужды я ни в чем не испытываю. У меня нет желания переносить тяготы беременности и уродовать себя, вынашивая ребенка.

– Как странно это слышать, ведь два месяца назад ты говорила своей дорогой подруге Каранне Даривар, что чувствуешь, будто «бездна разрастается в твоем лоне там, где должен быть ребенок». На будущее имей в виду: лучше не использовать столь запоминающиеся речевые обороты, когда рассказываешь кому-то свои секреты. А то у поверенной может возникнуть большой соблазн кому-нибудь проболтаться, хотя бы и собственному мужу, который, конечно же, сам никому ничего не расскажет. Но, к несчастью, стены их светлицы очень тонки.

Я осторожно выглядываю из-за колонны и вижу, как поджимаются губы императрицы.

– Когда придет время озаботиться наследником, я либо возвеличу одну семью над всеми остальными, либо усыновлю дитя из самой влиятельной семьи. Возможно, даже не дитя – зачем терпеть детские капризы, когда можно усыновить уже взрослого союзника. Если ты думаешь, что я не знаю сотню способов обезопасить мой престол…

– Конечно, знаешь, а еще ты знаешь, что все они несут в себе серьезные опасности. Каждый такой способ нарушает двухсотлетнюю традицию. Если назначишь наследника слишком рано, тебя принудят уступить ему престол, а если будешь сопротивляться, тебя попытаются устранить. Если назначишь наследника слишком поздно, проигравшие заявят, что ты была