Порочные идеалы - Элвин Гамильтон

Женщина отследила этот жест взглядом.

– Тео, – сказала она сухо. – Можешь быть свободен.

Лотти почувствовала себя кроликом, загнанным в тупик.

Она ждала, что рыцарь, Тео, вот-вот отпустит ее руку.

Через прикосновение она ощущала его мысли. Он всю жизнь был рыцарем. Его учили выполнять приказы.

Но…

Я повинуюсь моей клятве. Я повинуюсь. Я повинуюсь.

Лотти почувствовала, как разгорается у него в душе битва между приказом и клятвой. Битва против долгих лет тренировок, учивших его повиноваться этой женщине.

– Если позволите, командор, – ответил Тео не менее сухо, – я бы хотел удостовериться, что ей ничего не угрожает.

– Вот как? – Голос командора был холоден.

В воспоминаниях Тео Лотти увидела долгие годы обучения. Обнаженные клинки, пот, тренировки, длившиеся дни и ночи напролет. Она научила его всему, что он знает. Аларик погиб, защищая одну из Хольцфаллей. Тео тоже погибнет, если придется.

Но прежде чем они успели обнажить мечи, дверь, через которую прошли Тео и Лотти, приоткрылась. Вслед за Грейс Хольцфалль в коридор проникли вспышки и шум, но она поспешно захлопнула дверь, едва проскользнув внутрь.

– Что ж, все прошло чудесно! – жизнерадостно воскликнула Грейс и заправила за ухо прядку волос, казалось бы совершенно не замечая напряженной атмосферы. – Думаю, они успели сделать пару неплохих снимков, прежде чем тебя увели. Нужно будет… – Она замолчала, будто сбившись с мысли. Ее взгляд остановился на женщине в конце коридора. – Командор Лизелотта. – Грейс вздохнула, и командор наконец отпустила рукоять меча. – Полагаю, моя мама хочет поговорить?

Особняк Хольцфаллей промелькнул мимо серией вспышек.

За позолоченными коридорами последовал пустой бальный зал, за ним – кованая железная лестница, которая вела к усыпанному звездами куполу, потом – библиотека с множеством книг и кресел. Кругом было так много дверей, что Лотти терялась в догадках, куда же они все ведут.

В своей монастырской келье Лотти могла, лежа на кровати, дотронуться до противоположной стены. Теперь же в одной из комнат, мимо которых они проходили, ей на глаза попался камин, превосходивший размером всю ее келью.

Они свернули в очередной длинный коридор, но на этот раз в нем не было ни окон, ни дверей. Вместо этого стены украшала бесконечная череда портретов. Лотти миновала выцветшее от времени изображение мужчины на двух изогнутых деревянных досках. За ним следовала женщина с пышным белым воротником. Из-за отслаивающихся чешуек краски казалось, будто ее лицо покрыто оспинами. Следующим был портрет мужчины, перед которым на бархатной подушке лежал топор. Глаза мужчины были того же цвета, что у Лотти. Потом пришел черед женщины с таким же носом, как у Лотти.

А потом коридор закончился тупиком.

Особняк Хольцфаллей целиком состоял из полированного мрамора, позолоты и лакированного дерева. Стена, к которой они вышли, выглядела совершенно чужеродно. Словно они вдруг очутились не в особняке, а в дикой лесной чаще. Казалось, что ветви и корни сотен деревьев сплелись воедино, образовав непроходимую преграду. Но затем седовласая женщина-рыцарь, Лизелотта, постучала по стене, и ветви расплелись и раздвинулись в стороны. За стеной их ждал просторный кабинет с массивным письменным столом.

Мерси Хольцфалль сидела за столом, сложив руки. За ее спиной, окровавленный и измотанный, стоял Бенедикт. При виде него у Лотти перехватило дыхание. Губа разбита, а на челюсти расплывался синяк. Но он был жив. Он стоял на ногах без посторонней помощи.

Облегчение захлестнуло ее с головой, но все же Лотти невольно задумалась о трех других рыцарях. Скольким людям пришлось погибнуть, чтобы проложить ей дорогу?

Взгляд Бенедикта немедленно устремился к Грейс. Их глаза встретились естественно, как детали, предназначенные друг для друга. За долю секунды они словно успели обменяться сотней реплик. Лотти увидела, как дрогнула рука Грейс, будто она хотела дотронуться до Бенедикта.

Но затем ее мать опустила взгляд и элегантно уселась напротив письменного стола. Лизелотта встала за Мерси Хольцфалль, рядом с Бенедиктом, сложив руки за спиной и глядя прямо перед собой. Тео занял такую же позицию у дверей.

Лотти осталась стоять. Все остальные здесь знали свои места, а она едва успела встретиться со своей семьей.

– Я не собираюсь выворачивать шею, – сказала Мерси Хольцфалль, не глядя на нее. – Садись. – Ветви за их спинами вновь переплелись, перегораживая выход.

Лотти села.

Стол был уставлен фотографиями детей и внуков Мерси. На одной из них три светловолосые девушки и одна темноволосая позировали в купальниках на палубе яхты. На другой – пятеро детей, три девочки и двое мальчиков, играли в крокет. Самый младший из них был не выше молотка, который держал в руках. Еще на одной фотографии были запечатлены Грейс и Верити Хольцфалль в бальных платьях, еще подростки, заливающиеся хохотом. Мерси окружала целая армия Хольцфаллей в серебряных рамках, напоминая Лотти о том, чего она была лишена.

– Что ж, – наконец заговорила Мерси, но обращалась она не к Лотти. – Навевает воспоминания, не так ли, Грейс?

– Даже не знаю. – Грейс порылась в своем изумрудном клатче, выудила сигарету и закинула ногу на ногу, неприлично обнажив ее. – У тебя появились морщины. – Лотти задела беспечная дерзость, с которой Грейс обращалась к матери. За сегодняшний день эта женщина дважды пыталась ее убить. – А меня сложнее запугать, чем тогда, в девятнадцать. Огонька не найдется? – Она протянула сигарету в сторону Мерси, но та лишь нахмурилась. – Нет? – Грейс щелкнула пальцами, и бриллиант на одном из ее колец выпустил язычок пламени, который она поднесла к сигарете.

Огонь едва коснулся кончика сигареты, когда Мерси самую малость приподняла мизинец над поверхностью стола. Лотти моментально ощутила, как в воздухе разлилась чистая энергия. Лампочки в кабинете мигнули, а потом загорелись еще ярче. Вдруг одна из них лопнула, усыпав пол осколками стекла.

Огонек на кольце Грейс погас.

Лотти усилием воли заставила себя не шевелиться. Мерси, несомненно, с такой же легкостью могла уничтожить и ее.

– Ты повзрослела, но не поумнела. – Не повышая голоса, Мерси Хольцфалль опустила мизинец и побарабанила пальцами по обитому кожей столу. – Считаешь, тебе есть чем гордиться? – Она указала на Бенедикта. – Один рыцарь ранен, десятки других мертвы…

«Десятки?» – хотела переспросить Лотти, но Мерси продолжила перечислять прегрешения Грейс:

– Наша семья подверглась унижению, и все ради того, чтобы ты поставила наше будущее под угрозу из-за своей ошибки?

Ошибка. Лотти думала, что жизнь в монастыре ее закалила. Но слышать те же самые слова от собственной бабушки было больно. Она ощутила, как просыпается в душе давний гнев. Тот, который так часто вызывали в ней монахини и творимая ими несправедливость.

– Если я ошибка, то почему вы не убили меня раньше? – Мерси Хольцфалль, похоже, не ожидала, что Лотти заговорит. – Зачем шестнадцать лет держать меня в монастыре и пытаться убить только сейчас? Могли бы придушить меня прямо в колыбели, раз уж я была ошибкой.

Бабушка вздохнула и откинулась на спинку кресла:

– Ты явно унаследовала склонность все драматизировать от матери, – Мерси Хольцфалль смерила ее оценивающим взглядом, – если считаешь, что я убила бы собственную внучку.

Она лгала.

Сначала волки на дороге.

Потом рыцари с мечами.

Лотти пришлось рисковать жизнью, чтобы добраться сюда. Но все же в душе у нее зародилась крупица сомнения. Она не успела толком рассмотреть своих кузин в саду. Они больше, чем кто бы то ни было, были заинтересованы в том, чтобы не позволить ей соревноваться…

– Никто из нас не смеет даже предположить, на что ты пойдешь ради семейного имени, мама. – Грейс вдавила подпаленный кончик сигареты в стол. – Но журналисты ее уже увидели. Слишком поздно пытаться от нее избавиться.

Мерси Хольцфалль проигнорировала слова дочери, продолжая смотреть на Лотти.

– Ты еще не знаешь свою мать, Оттолина, так что позволь мне о ней рассказать. – Непривычное имя по-прежнему резало Лотти слух, но презрительный тон был хорошо ей знаком. – Во-первых, ей не хватило добродетельности, чтобы стать Наследницей семнадцать лет назад. – Лотти невольно кинула взгляд на Грейс. Но ту, казалось,