Немезида ночного ангела - Брент Уикс

Поэтому, молю тебя, вырежи этот кусок. Не хочу, чтобы кто-то видел, как я наслаждался собственной силой. Я убивал и убивал, и упивался этим, и каждая подробность в этом рассказе лишь усугубляет мою ложь. Прошу, пропусти все, что будет дальше. Опиши произошедшее одной или двумя фразами и продолжи повествование с того момента, как я добрался до носовой палубы. У меня нет сил, чтобы перечитывать все самому, строчка за строчкой. Я не вынесу, если снова увижу мои же проклятые слова. Мою же глупость.

Вырежи от слов „Когда я выхожу на поле боя“ и до… где же это было? Наверное, до „Я не хочу драться с Ви“.»

~– Как пожелаешь.~

Ви недоуменно посмотрела на следующие строки. Она читала текст внимательно, не отрываясь, поскольку ничего не знала о том, что случилось дальше. Но здесь?

Следующий абзац и правда начинался со слов: «Когда я выхожу на поле боя», но за ними повествование продолжалось. Нигде на странице не упоминалась Ви или нежелание драться с ней. То, что Кайлар приказал вырезать… вырезано не было.

Почему?

Сначала Ви предположила, что Кайлар велел убрать этот кусок позже, уже после боя. Скорее всего, он сумел найти время, пусть даже совсем немного, чтобы вернуться к этому эпизоду и подправить его. Возможно, он погиб прежде, чем ка'кари успел исполнить его приказ? Или ка'кари ослушался его? Или еще позже Кайлар снова передумал и решил оставить все как есть?

Ви посмотрела в окно, на темнеющее небо. Ее голова отказывалась размышлять над этими вопросами; всеми мыслями она была с Кайларом, застрявшим на «Бегущем по шторму». Она снова обратила взгляд на книгу.

Когда я выхожу на поле боя, меня обычно охватывает волна самых разных чувств: страх и возбуждение, мощная смесь отвращения к тому, что будет, и тайного желания, чтобы это поскорее свершилось. Наверное, вы думаете, что я болен, покалечен рассудком. И то и другое – правда, но не настолько чистая, насколько вам, наверное, хочется думать. Мое страстное желание – обычно – это нежелание пролить кровь. Нежелание увидеть страх или ужас на лице человека, осознающего, что он умирает, – или хуже, что он умирает сопливым трусом, а не героем, каким он всегда себя воображал.

Нет, все это вызывает во мне тошноту. Обычно. Хотя, признаюсь, я убивал и тех, кого мне очень хотелось убить; тех, кого… Я воспользуюсь фразой, которой лучше пользоваться нечасто и крайне осторожно: тех, кого нужно было убить.

Мое желание происходит из другого: из стремления испытать себя, увидеть, на что я способен в настоящем бою после многочасовых и многолетних тренировок. В сражении солдата может убить шальная стрела или безмозглый союзник, случайно проехавшийся по нему конем. Тысяча случайностей может затмить все преимущества, что дают превосходные навыки. И все же превосходный навык чаще всего выигрывает. Тренировки не проходят даром.

И сейчас я опять смогу в этом убедиться. Мне сдавливает грудь, сердце колотится. Перед лицом смерти я чувствую, как сладок каждый миг жизни. Обычно.

Но не сегодня.

Сегодня мое сердце налито свинцом. На мне украденная солдатская форма, в руках – украденное копье, на голове – украденный конический шлем с наносником. Я вбегаю в искусственный район, куда стекается великое множество других солдат.

Какая разница, найдут они Фаэну или я их остановлю? Она все равно уже мертва. И я уже мертв.

Нам не выиграть. Нет ни малейшего шанса, ни одного решения, найдя которое я выйду из этой истории победителем и получу все, что хотел.

Я иду, как в тумане, бегу, потому что другие солдаты тоже бегут к роскошной городской площади, где с балкона на уровне третьего этажа командир раздает взводам приказы. Он велит им прочесать разные улицы. Мне надо бы сосредоточиться, но я не могу. Я, кажется, однажды уже говорил, что я бессмертен, но не неуязвим. Как я мог об этом забыть? Неужели парочка маловероятных побед заставила меня поверить в то, что я всегда смогу найти какой-нибудь третий путь? Неужели я правда думал, что смогу справиться с любым заданием, что даже невыполнимый заказ не будет невыполнимым для меня?

Что я просто настолько особенный?

Да. Кажется, я правда в это верил. Все должно сложиться как надо, потому что я – это я. Как мог человек с таким прошлым и с такими учителями, как у меня, подумать такую очевидную глупость?

Тем не менее в моей голове вспыхивает еще одна мысль: да, победить здесь не получится, но и проиграть можно по-разному. Поражение может быть невыносимым.

А это значит, что должен существовать способ проиграть достойно, верно?

Фаэна не заслуживает смерти за то, что пыталась вернуть Логану и Дженин их сына, и если я способен хотя бы отсрочить ее гибель на несколько дней, значит, именно это я и сделаю.

Так что же ты задумала, Фаэна? Ты умна. Ты наверняка заранее знала, что будешь делать после того, как схватишь ребенка. Как мне найти тебя раньше всех этих солдат? Где ты решила спрятать ребенка до приезда в Борами? Что, по-твоему, произойдет после этого?

Хотя, если задуматься, ты, наверное, не знала, что императрица решила сойти с корабля у Облачного мыса. Наверное, это спутало тебе все карты. А затем сестры попытались выкрасть малыша… или это сделала Дженин. Или и сестры, и Дженин.

Может показаться, что Фаэна поступила безрассудно – просто ушла с корабля императрицы, привязав к животу младенца и надеясь, что никто не заметит… но этот план и не был у нее основным. А запасные планы по определению хуже основных, иначе они стали бы основными.

И все это время Фаэна, скорее всего, надеялась, что я скоро объявлюсь и помогу ей. Но я не объявился.

Где ты сейчас, Фаэна? Может быть, прячешься в какой-нибудь каюте? Может быть, у тебя закончились идеи?

У меня они тоже закончились. Мы обречены. Мы проиграем. Но даже если так, я буду проигрывать, сражаясь за людей, которые мне дороги.

Я прохожу через сборище солдат на площади. Они не стоят строем, а сбились в кучки. Сюда явно согнали не элитных бойцов.

Если Фаэна где-то прячется, то ее рано или поздно найдут. Она знает, что я на корабле, но повлияет ли это на ее действия?

Фаэна не из тех, кто будет ждать спасителя; это я понял еще