Черная Песнь - Энтони Райан

Ваэлин проигнорировал его и предупреждающие звуки черной песни, вошел на затененную лестницу и начал подниматься.

ГЛАВА 7

Песня затихла, когда он вошел на первый ярус и увидел широкое помещение с полированным деревянным полом, лишенное каких-либо особенностей, кроме закрытых ставнями окон, колонн, поддерживающих крышу, и еще одного дверного проема, предположительно ведущего на следующий ярус. Несколько мгновений Ваэлин бродил по помещению в поисках хоть какой-то подсказки о задании, которое ему предстояло выполнить, и, не найдя ничего, направился к дверному проему. В этот момент сзади него раздался топот ног, и он повернулся, чтобы увидеть, как четыре монаха бегом вступают на ярус. Не было никаких преамбул или формальностей, все четверо просто бросились к нему, их длинные волосы были откинуты назад, а лица напряжены, как у людей, готовых к насилию.

По крайней мере, у них нет дубинок, подумал Ваэлин, уворачиваясь от удара. Он заблокировал другой кулак предплечьем и ударил ногой в грудь его владельца, отправив его на спину. Пока он отступал назад, в памяти всплыли старые уроки, в том числе мантра мастера Интриса, произнесенная им в те дни, когда на тренировочном поле было много синяков: Когда сталкиваешься с несколькими противниками, превращай их в одного. Всегда старайся лишить их преимущества в численности...

Ваэлин уклонился от удара и метнулся к ближайшему столбу, сорвав атаку другого монаха, чей кулак больно ударился о твердый деревянный край. Ваэлин ударил его ногой и локтем в лицо, когда тот рухнул на одно колено. Кулаки и ноги просвистели в нескольких дюймах от него, когда он, увернувшись и перекатившись, помчался к следующей опоре. Подпрыгнув, он ухватился за нее и крутанулся на месте, намереваясь всадить оба сапога в лицо преследующему его монаху. Вместо этого тот сделал кувырок, проскользнув под ударом, а затем вскочил на ноги и с размаху ударил Ваэлина по затылку. Он зашатался, моргая от красных и белых вспышек, и сумел увернуться от шквала ударов, ответив несколькими своими и ощутив приятный стук кулака о плоть, прежде чем одному из монахов удалось нанести два удара по его незащищенным ребрам. Повернувшись на спину, Ваэлин прикрыл голову предплечьями и бросился наутек, сбив пару монахов, пытавшихся освободить ему пространство. Однако остальные не позволили ему такой роскоши, и серия круговых ударов по спине и ногам отправила его на пол. После этого все превратилось в путаницу из боли и безуспешных попыток подняться, пока зрение не померкло и он не почувствовал, что теряет сознание.

Монахи ушли, когда его тело обмякло, и Ваэлин перекатился на спину, вдыхая воздух в напряженные легкие, а ушибленная плоть жалила. В конце концов зрение прояснилось, и перед ним возникло лицо настоятеля: худые мышцы и морщины, сведенные в едкий хмурый взгляд. "Я же просил тебя подождать", - сказал он.

"Нет времени..." Ваэлин скривился, уперся рукой в пол и поднялся на ноги. Рука подкосилась, не успев пройти и нескольких дюймов, и он стал ощупывать гладкое дерево пола: железное жжение его крови смешивалось с запахом полировки.

"Вы страдаете от последствий зависимости", - услышал он слова настоятеля. "Ваша попытка пройти этот уровень может быть расценена как оскорбление этого храма". Его голос затих, и Ваэлин услышал звук удаляющихся шагов. "Отведи этого глупого ублюдка к Киш-ану. Он не будет допущен в храм до тех пор, пока не будет признан годным..."

Киш-ан был грузным монахом средних лет, склонным к очевидным наблюдениям. "У тебя много шрамов", - сказал он, прикладывая тряпку с какой-то мазью к самому яркому из синяков Ваэлина. "Должно быть, ты либо убил много людей, либо был очень плохим бойцом".

Он встретил взгляд Ваэлина непритворной ухмылкой и намазал мазью порез на верхней части руки, вызвав шипение, когда вещество затекло в рану. "Не похоже, что тебе нужно накладывать швы". Киш-ан опустил ткань в миску и провел рукой по длинному ряду бутылочек и баночек, теснившихся на полке. Монахи, как выяснилось, не жили в самом возвышающемся храме. Целительский дом Киш-ана представлял собой небольшое кирпичное жилище в центре скопления древних зданий. Это собрание архаичной архитектуры располагалось между башней и необозримой громадой самой высокой трехвершинной горы, на которой был построен храмовый комплекс.

"Посмотрим", - размышлял целитель. "Ах..." Его палец остановился на маленьком флаконе из желтого стекла. "Гибель курильщика трубки". Самые старые средства обычно самые лучшие". Он откупорил бутылочку и налил несколько маленьких капель в глиняную чашку, а затем добавил еще воды.

"Я не хочу больше никаких лекарств, - сказал Ваэлин, когда Киш-ан протянул ему чашку.

"Твое тело думает иначе. Чего бы ты ни хотел, ты уже наркоман, мой иноземный друг. Тот состав, которым тебя напоили, - самая сильная форма макового молочка, с которой я сталкивался, такая, что просачивается в самые фибры человека. Она всегда будет там, притаившись в маленьком уголке вашего разума, готовая снова превратиться в голодного монстра, когда представится возможность. Выпейте это, и у вас будет гораздо больше шансов удержать его на расстоянии. Не выпьешь - и я буду вынужден сказать настоятелю, что тебе нельзя больше посещать храм".

Ваэлин сел, свесил ноги с дивана и потянулся за чашкой, потом заколебался. "Во мне... что-то есть", - начал он, не зная, как объяснить опасность, исходящую от черной песни. "Что-то, что наркотик держит в себе..."

"Я знаю", - с натянутой улыбкой ответил Киш-ан. "Я чувствую это. Но храм тоже чувствует, и он не допустит зла в своих стенах". Он снова протянул чашу. "Пей, брат".

Вспомнив о том, что в песне звучала неловкость, Ваэлин подавил свой страх и взял кубок, выпив содержимое одним глотком. Вкус был горьким и слабо выраженным цветочным, но не особенно неприятным, легко переходящим из горла в желудок. "Что это даст?" - спросил он, вытирая рот.

"Моча, дерьмо, рвота и пот. Не обязательно в таком порядке, а иногда и все сразу". Киш-ан отступил назад, когда Ваэлин, задыхаясь от внезапно накатившей тошноты, вскочил на ноги. " С вашего позволения, братья". Сжимая кишки, чтобы не испачкаться, Ваэлин лишь смутно осознавал, как пара монахов взваливает его на плечи и выносит из комнаты. "Отведите его в подвальную камеру, ту, что со стоком, - крикнул им вслед Киш-ан. "И не забудьте сначала раздеть его".

♦  ♦  ♦

Скрип двери камеры пробудил его от сна, в котором он пытался задушить своего отца. На самом деле это было одно из самых