Черная Песнь - Энтони Райан

ему веселый голос утром следующего дня, когда Ваэлин стоял и смотрел, как в сточную канаву сбрасывают мусор. Повернувшись, он увидел, что Чжуан-Кай смотрит на него с извиняющейся гримасой, опираясь подбородком на руку, положенную на посох. "Никаких поручней, понимаешь?" - пояснил большой монах. "Просто канал, отшлифованный за бесчисленные годы. Думаю, вам понадобится некоторое время, чтобы достичь дна".

"Значит, - сказал Ваэлин, - если я попробую это сделать сейчас, у тебя не поднимется рука остановить меня?"

Чжуан-кай рассмеялся и, отступив назад, поднял свой посох, коротко покрутив им с мастерством человека, который знает свое оружие досконально. "Я этого не говорил". Он опустил приклад посоха на землю и жестом указал на группу монахинь и монахов, собравшихся в тени храма. "Я собираюсь научить их лучшему способу обезоружить противника, вооруженного копьем. Приглашаю вас присоединиться к нам".

Ваэлин проигнорировал его, бросив напоследок взгляд на сток, а затем направился в трапезную, где надеялся выпросить у сестры Лехун дополнительную порцию еды. Несмотря на то что она по-прежнему отказывалась говорить с ним хоть слово, она, по крайней мере, обычно была готова предоставить ему всю еду, какую он пожелает, предположительно по приказу настоятеля.

Не имея других дел, он стал наблюдать за ежедневной рутиной служителей храма, и, к своему удивлению, обнаружил, что это не только орден воинов. Многие из них проводили большую часть дня в спаррингах или под руководством старших братьев и сестер, другие же были полностью заняты различными ремеслами. У Ваэлина появилась привычка наблюдать за их работой. Некоторые поначалу раздражались, обнаружив, что у них есть зрители, но, как он успел заметить за годы жизни в Северных Долинах, умельцы часто гордились своими способностями и получали удовольствие от их демонстрации.

Дей-юн, кузнец невысокого роста, но с толстыми мышцами, устал смотреть, как Ваэлин вбивает сталь в клинки, и вскоре заручился его помощью в работе с горном и точильным камнем. Мастерство кузнеца было неоспоримым, но его работы были исключительно функциональными и лишенными украшений. В мастерской стояли стеллажи с мечами и копьями, а также бочки с наконечниками стрел. По блеску свежеотполированного металла Ваэлин определил, что оружие изготовлено недавно.

"Должно быть, у тебя в оружейной сотни таких, - предположил он, кивнув на оружие, которое он обрабатывал на точильном станке. "Если это все, чем вы занимаетесь".

"Шесть месяцев труда", - пробормотал Дей-юн, щурясь среди россыпи искр, а его пальцы с искусной точностью проводили лезвием по камню. Он был неразговорчив, но, по крайней мере, готов был говорить, если только коротко. "А потом гвозди, скобы и прочее для ворот и окон".

"Всего шесть месяцев?" Ваэлин поджал губы в раздумье. "Почему такие перемены?"

Взгляд кузнеца метнулся к нему, но лишь на секунду. "Храм позвал, и я ответил. Ты хочешь работать или приставать ко мне с вопросами, чужеземец?"

Сутулый ткач был так же занят и не более любезен. Он не подпустил Ваэлина к станку, но попросил его помочь сложить и разложить множество плащей, которые он изготовил. Все они были черными, с капюшонами, а плотная шерсть была пропитана воском, чтобы уберечься от дождя. Сапожник был не менее занят, и Ваэлин заметил, что сестра Лехун, когда не готовила ежедневную еду, проводила много времени, вяля и соля свинину, прежде чем запечатать ее в глиняные кувшины. Он ожидал, что она отгонит его, заметив его внимание, но вместо этого вручила ему тесак и принялась рубить ребрышки со свиной туши.

Единственным ремесленником, избегавшим его общества, была монахиня, которую он видел одиноко сидящей в трапезной. Ее мастерская была самой уединенной из всех; на самом деле это была скорее пещера, чем дом, вырубленный в прошлом в склоне горы. Заглянув в открытую дверь, он увидел ее стройную фигуру, склонившуюся над столом, и кисть в ее руке, выводившую чернила на широком листе бумаги. С потолка свисали другие листы, сразу привлекшие его внимание ясностью и точностью изображенных на них образов. Это сильно отличалось от искусства Королевства: фигуры, выполненные четкими линиями тушью, а не маслом, лишены внимания к свету и тени и восхищения перспективой, столь любимой его сестрой. Однако он не сомневался, что Алорнис нашла бы здесь немало поводов для восхищения: люди, изображенные на каждом листе, обладали несомненной жизненной силой и реальностью, несмотря на то что были созданы всего из нескольких линий. Каждая картинка была оформлена дальнезападным шрифтом, иероглифы обтекали предмет плавными, естественными изгибами. Он без труда узнал портрет Чжуан-Кая, улыбающегося, поднявшего свой посох, среди массы иероглифов, которые кружились вокруг него, как стаи птиц. Настоятель также был легко узнаваем: он стоял на коленях перед костром, и пламя, поднимаясь в воздух, образовывало письмена. Однако именно следующее изображение заставило его сделать непроизвольный шаг через порог. Шерин. Ее лицо было запечатлено в профиль, и те несколько строк, что описывали его, передавали глубокую скорбь. Дальнезападный шрифт окружал ее по спирали, напоминая подхваченные ветром лепестки цветущей вишни.

Его завороженный взгляд прервал скрип табуретки, и он увидел, как монахиня поднимается на ноги. Черты ее лица все еще скрывал каскад шелковистых черных волос, когда она приблизилась к двери, опустив голову и не сводя глаз с его незваного прихода. Когда Ваэлин с поклоном и извинениями удалился, она ничего не ответила, лишь тихонько прикрыла дверь. Он услышал двойной щелчок замка, за которым вскоре последовал негромкий звук, с которым ее табурет встал на место. 

ГЛАВА 8

Изо рта монаха раздался хруст ломающихся зубов, когда кулак Ваэлина столкнулся с его челюстью. Юноша врезался в ближайшую колонну, забрызгав стену за ней багрово-белыми брызгами, и медленно опустился на пол. Ваэлин втянул воздух в легкие и разжал кулаки, разгибая пальцы и выгибая спину, пытаясь прогнать боль от хорошо поставленного удара. Три других монаха лежали вокруг него: один оглушенный и стонущий, двое других без сознания. Бой был слишком долгим, и он получил несколько дополнительных синяков. Однако воздействие Нефритового Лиса и пребывание в камере достаточно ослабли, чтобы хотя бы частично вернуть ему былую силу и навыки. Все четверо его противников были на несколько лет младше его и хорошо натренированы в различных формах безоружного боя, которым обучали на Диком Западе. Правда, он считал их слишком тренированными, а их боевой стиль - почти танцем, избегающим неэлегантной, но полезной целесообразности грубой силы. Это наводило на мысль, что настоятель еще не отправил своих лучших или самых опытных слуг оспаривать восхождение Ваэлина в храм.

Он повернулся к дверному проему при звуке