Свой среди чужих, или Гауптман с Олерона. Часть вторая - Владимир Германович Корешков

главное оружие (я бы обозначил это как тяжелую артиллерию) – большую упругую грудь, пытаясь пристально, с презрением посмотреть мне в глаза, ее слегка штормило. Сейчас начнется. И началось, гром грянул:

– Вы только посмотрите кто у нас здесь! Сам Яр Ковалефф пожаловал, – ее звонкий, рассерженный голосок перекрывал гомон голосов, слившийся в единый гул, и легкую негромкую музыку, струившуюся из динамиков.

Я не стал отнекиваться, доказывать, что я не я. По сути, девушка была права, я являлся Яром, хотя по факту на данный момент был Штефаном, только ей как это все объяснить.

– Ну и куда ты делся, миленький? Я как дура голографон целый месяц из рук не выпускаю, жду звонка, а ты даже не удосужился не то что позвонить, а хотя бы сообщеньице черкнуть! И это после всего того, что между нами было!

Я с дуру чуть не ляпнул: «А что между нами было?», но вовремя воздержался. Справа от стойки бара отделилась фигура и как бы невзначай пристроилась за ближайший к нам с Анной Мари пустой столик, ушки на макушке – это был сам Аксель Бурмистр. Обозначился все-таки, гаденыш. Конечно, он меня узнал, уверенный в том, что я не в курсе, кто он, и что он для меня просто обычный посетитель бара, ему очень хотелось подслушать наш с Анной Мари разговор, из которого он мог почерпнуть для себя обо мне какие-либо детали и подробности. Его любопытство не знало границ. Надо же, какой любознательный господин. Из разных концов зала тотчас поднялись Марк и Петер, они, видимо, уже следили за Акселем и тоже подсели поближе к нам, не выпуская его из виду.

Надо было что-то срочно решать, то есть, во-первых, избежать грандиозного скандала, наверняка с битьем посуды и членовредительством моих внешних органов, который решила во что бы то ни стало учинить Анна Мари.

– Ах ты сукин сын! – девушка все больше распалялась.

Я заметил, как она разминает свои острые коготки, готовясь вот-вот вцепиться мне в лицо. А во-вторых, мне нужно было любой ценой затащить плешивого в туалет, пока не работают камеры слежения. Время-то тикает, но по его роже было видно, даже если у него мочевой пузырь недостаточно крепкий и сейчас лопнет, то пока я в зале, он обоссытся, но от меня не отойдет ни на шаг. Вспомнив, что лучшая защита это нападение, я решительно поставил свой только пригубленный бокал с дорогущим виски на стол. Обворожительно, как только мог, улыбнулся Анне Мари, наклонившись, с придыханием в голосе прошептал ей на розовое ушко:

– Боже, как я счастлив, я наконец нашел тебя. Как я соскучился.

Схватив опешившую Анну Мари, прижал ее к себе, впечатал свои губы в ее губы жарким, страстным поцелуем, привязал ее к себе нежными, но крепкими и настойчивыми объятиями. Она пару раз попыталась оскорбленно дернуться, якобы вырываясь, но затем, смирившись, затихла. А через некоторое время даже постаралась перехватить инициативу, вжимаясь в меня своими восхитительными формами, сладострастно застонав, схватила меня обеими руками за голову, запуская свои острые коготки ко мне в шевелюру, ее сладкий язычок буравя глубоко проник в мой рот. Я еле оторвал от себя вошедшую во вкус Анну Мари.

– Ну почему ты так долго не давал о себе знать? – несильно стукнула кулачком меня по груди поплывшая Анна Мари.

– Я потерял свой голографон, где был записан твой номер, а потом везде искал тебя и наконец нашел, – врал я напропалую, не заботясь даже, насколько правдоподобно это звучит.

– Я хочу тебя, Яр, – она обвила мою шею руками, и ее губы потянулись к моим.

– Я тоже хочу тебя. Сейчас, милая, мы уедем отсюда, только схожу в туалет.

– Я с тобой, любимый, – твердо заявила девушка.

– Куда? В туалет? – удивился я.

– Да. Потому что знаю, если я тебя отпущу хотя б на секунду, ты опять надолго исчезнешь, – плаксиво сказала она.

Плешивый аж весь напрягся. Что будет дальше? В принципе, такая постановка вопроса меня устраивала. Плешивый сто пудов захочет проследить за мной, чтобы выслужиться перед своими хозяевами в гестапо, и, боясь упустить меня, будет топтаться за мной везде. Короче, излишняя любознательность его погубит. Я подхватил Анну Мари, мы подошли к туалету. Двери в мужскую и женскую уборную находились возле гигантской розы, из-за этого хорошо освещались, что было для нас не очень хорошо, но уверен, наверняка сделано это было специально, чтобы подвыпившие посетители, шоркающиеся в полутемном зале, потерявшие ориентацию во времени и пространстве от изрядного количества алкоголя, находящегося в их одурманенном организме под завязку и просившегося на выход, не промахивались, а сразу находили нужное им помещение и не пытались пописать на голографическую розу, щедро даря, как им казалось в этот момент, нужные минералы и удобрения для бешеного роста сказочной красавицы.

Не дав опомниться Анне Мари, закрепляя свой недавний успех, впившись поцелуем в ее сочные губы, я поглядывал за плешивым. Его действия возмутили меня до глубины души. Эта сука с видимым наслаждением долакал мною купленное виски – молодец, не побрезговал, чтобы у тебя несваренье приключилось, падла ты этакая! Ладно, упырь, будет тебе счастье после совершенного с моей точки ужасного противоправного действия! – и поплелся в туалет. Марк и Петер встали и как тени проследовали за ним.

– Я не хочу с тобой расставаться ни на секунду, но подожди меня здесь, – сказал я Анне Мари.

– Хорошо, любимый, только ты недолго, я тоже зайду в дамскую комнату носик попудрить.

Зайдя в туалет, я спрятался в кабинку. Аксель, войдя в туалет, сначала удостоверился, что я здесь, на месте, а никуда не просочился и не слился, потом, успокоившись, начал уже справлять нужду. Здесь его подловили вошедшие одновременно Марк с Петером. В последний момент он, кажется, догадался, что что-то не так, и что, возможно, он попал в западню, но сопротивляться или что-то сделать он не успел, потому что был занят очень важным для себя делом. После того как ему сделали укол, он обмяк настолько быстро, что Петер с Марком едва успели его подхватить под белы ручки, чтобы он со всей дури не грохнулся на белоснежный кафельный пол.

– Что это за девка? – прошипел Петер.

– Она неприятностей нам не доставит, моя старая знакомая, – заверил я.

– Вы уже придумали, как объясните ей свое пребывание здесь?

– Ну конечно, – уверено сказал я.

Хотя на самом деле, если честно, то пока никакой отмазки не придумал, но Петеру об этом знать не стоило.

– Ну смотрите, Штефан, обычно близкие знакомства с такими дамочками ни к чему хорошему не приводят, помяните мое слово.

Тут мне в голову пришла неплохая мыслишка.

– Послушайте, Петер, с другой стороны, хорошо, что она здесь.

– Это еще почему? – подозрительно уставившись на меня, спросил Петер.

– Ну как почему, возле выхода из сортира светло как днем, кто входит и выходит из гальюна, видно как на ладони, и не факт, что члены его команды, – я ткнул пальцем в кулем повисшего на их руках Акселя, – когда вы будете выносить это тело из туалета, не заметят этого или не придадут этому никакого значения. Возможно, у них может появиться к вам куча ненужных вопросов, типа «А куда это вы тащите нашего товарища? И почему еще пять минут назад он, скакавший по бару как архар по горам, упиваясь в дупель чужим виски, в данный момент находится не в лучшем виде, даже не передвигает собственными конечностями? И вообще, вы кто такие, пацаны, есть по жизни?»

Петер с Марком одновременно кивнули, дескать, да, такое очень даже возможно.

– Ну и что вы предлагаете? – заинтересованно спросил Петер.

– Мы с Анной Мари отвлечем их, – продолжил я. – Все внимание зала будет обращено на нас, это я вам обещаю, а вы под шумок ускользнете незамеченными.

– А что, Штефан дело говорит, – наконец подал голос доселе молчавший, а сейчас озвучивший свою