Свой среди чужих, или Гауптман с Олерона. Часть вторая - Владимир Германович Корешков

сорока, пытался быть радушным хозяином. С порога поинтересовавшись, был ли кто-то из нас когда-либо на звездных корветах, получив от обоих отрицательный ответ, тут же организовал нам небольшую экскурсию, предваряя ее пояснением, что корвет «Флорида» был специально построен для сторожевой службы и патрулирования на орбитах планет, а также обнаружения звездолетов противника на дальних подступах к охраняемой корветом планете. Корвет «Флорида» обладает новейшими видами вооружений: лацпортом противоторпедной защиты, противокорабельным комплексом «Ризеншнауцер СС 2», торпедами для поражения звездолетов противника мощными скорострельными магнитными пушками «Питон» для ближнего боя, портом для боевого шаттла, а также сверхсовременными локационными системами, в которые входит и внешний экран радара.

– Господа, прошу, – указав рукой, он предложил подняться на достаточно просторный корабельный мостик, где за подковообразным пультом управления, мигающим кучей разноцветных огоньков, сидели три дежурных офицера звездолета. На большом экране перед сидевшими был виден черный космос, в котором, как в черной глицериновой плотной жидкости, плавала старушка-Земля, окруженная бисером далеких, давно умерших звезд, но еще дарующих свой мертвенно-белый свет, который идет к нам много миллионов световых лет. Погружение в картинку было настолько полное, что казалось, сделаешь небольшой шаг – и тут же очутишься за бортом в леденеющих лапах безмолвного вакуума космоса. Ощущение было слегка диковатое. Капитан улыбнулся, глядя, какой эффект произвел на нас главный внешний экран радара звездолета.

– Ну что, господа, пройдем дальше.

Штурмбаннфюрер демонстративно зевнул, этим как бы показывая, что то, что ему надо, он уже осмотрел, стряхнул двумя пальцами с кителя только для него одного видную пушинку и капризным тоном поинтересовался:

– Капитан, а где у вас тут можно привести себя в порядок?

К капитану он обратился без обязательной, согласно воинскому уставу, приставки «фрегатен» и уважительной «герр». Бедный фрегатен-капитан даже поперхнулся от такой, мягко говоря, фамильярности. Доброжелательная улыбка застыла маской у него на лице, вначале он посмотрел на меня, как бы ища у меня поддержки – вы ведь вроде из одной компании, вместе летите на Олерон, я пожал плечами, типа, а что я могу, если у человека нет даже элементарных понятий о вежливости, не говоря о том, что ему не мешало бы хоть изредка почитывать устав и знать, как военнослужащие должны обращаться друг к другу. Я всего лишь скромный лейтенант звездной авиации, чтобы учить уму-разуму целого штурмбаннфюрера.

Фрегатен-капитан наконец проглотил комок, застрявший у него в горле, переварил его – ничего не поделаешь, проверяющего послал сам господин Канцлер, и, судя по всему, связи у этого нахала в верхушке Рейха очень приличные. Поэтому фрегатен-капитан, продолжая натянуто улыбаться, постарался быть вежливым, хотя было видно, что дается ему это с трудом.

– Да, да, конечно, для вас, герр штурмбаннфюрер и для вашего спутника, герра лейтенанта, у нас подготовлены отдельные каюты. Прошу вас, господа, – он проводил нас до кают, предупредил, что ужин в кают-компании через два часа, и, сославшись на неотложные служебные дела, удалился.

Видно, что штурмбаннфюрер отбил у него напрочь охоту что-то еще показывать гостям. А зря. По кораблю я, если честно, с удовольствием полазил бы – мне интересно. Через два часа я подтянулся к небольшой, но чрезвычайно уютной кают-компании.

Стол был накрыт белой и девственно чистой, как первый снег, скатертью и сервирован на пять человек. Правила сервировки стола были соблюдены строго по этикету – перед каждым приглашенным к столу была поставлена большая сервировочная тарелка, выполнявшая роль подставки, в нее поместили тарелку для закусок, далее шли тарелка для горячего, с самого верху суповая тарелка, рядом слева находилась небольшая «пирожковая» тарелка для хлебобулочных изделий, на которой покоился нож для масла. Слева от нагромождения тарелок лежали, дожидаясь в нетерпении, когда же ими уже наконец воспользуются, две вилки: одна для холодных закусок и морепродуктов, другая для горячего. Справа, соответственно, два ножа и ложка для первого блюда, свернутая чьей-то заботливой рукой в аккуратный рулончик черная льняная салфетка, подпоясанная серебряным кольцом с витиеватым узором.

За тарелками покоились, лежа валетом, десертные ложечка и вилочка, тут же бокалы для белого, красного вина и бокал для воды, посередине стола прямо в центре находилась корзина с живыми цветами и гнутый, тяжелый, выполненный под старину канделябр, в который было вставлены три натуральные свечи, горевшие чистым пламенем, мерцающим и трепещущим как крылья мотылька. Свечи плавились, и крупные восковые капли нехотя стекали к основанию канделябра, оставляя по пути маленькие пупырышки, которые, остывая, создавали причудливое нагромождение. Перед каждым приглашенным пиала с теплой водой и плававшими в ней душистыми, ярко-зеленными свежими листиками мяты. Сами тарелки были изготовлены из тонкого, белого фарфора. Ободок был черный, а на дне каждой тарелки изображена эмблема Рейха – орел, держащий в когтях свастику, что немного напоминало ужин в детском саду, когда ты должен слопать все до донышка, чтобы увидеть красавицу Белоснежку или чудаковатого гномика, это кому уж как повезет.

Я пришел на пару минуток пораньше. Во главе стола уже сидел фрегатен-капитан Адамсон, по бокам от него расположились его помощники: капитан-лейтенант цур раум и обер-лейтенант цур раум. Оба были примерно одного возраста, лет по тридцать пять, и оба сидели с постными лицами. Обер-лейтенант был всецело поглощен высокохудожественным занятием – рисованием замысловатых кругов вилкой на скатерти, а капитан-лейтенант о чем-то негромко, вполголоса переговаривался с командиром звездолета. Мое появление их как-то не очень обрадовало, наверняка фрегатен-капитан поведал своим помощникам, каких жутко невоспитанных типов им придется перевозить на Олерон, и была бы его воля, мы со штурмбаннфюрером уже бы болтались за бортом, плавая по безграничным просторам космоса туда-сюда, и делали бы мы это, естественно, без каких-либо вспомогательных средств, то есть без скафандров.

Фрегатен-капитан представил меня своим сослуживцам, они сухо поздоровались. Я в ответ вежливо поклонился и присел за стол. Наступила неловкая тишина. Я взглянул на свой хронометр, штурмбаннфюрер появился на пороге кают-компании не только минута в минуту, но даже секунда в секунду, подчеркивая свою приверженность к четкой педантичности. Нам пришлось встать, фрегатен-капитан опять поочередно представил всех находящихся в каюте. «Штурмбаннфюрер Вилли фон Даутенберг», – отрекомендовал он себя. Теперь все ясно, откуда столько апломба – голубая кровь.

Штурмбаннфюрер, глядя на всех присутствующих с редким самолюбованием и высокомерием, представился звучно, пафосно, горделиво – так обычно мощный ледокол во льдах Арктики ломает вековой лед своим корпусом. Штурмбаннфюреру, который прятался за свою известную фамилию, как за гранитную плиту, наверняка казалось, что он крошит всех вокруг своим дворянским титулом. Наверняка он мнил себя этим самым сверхмощным ледоколом в Арктике, а мы, по его мнению, были глупые, недоразвитые пингвины, увидавшие первый раз в жизни ледокол под гордым названием «Штурмбаннфюрер фон Даутенберг» и открывшие в немом восхищении от такого восхитительного и неповторимого зрелища клюв, который невежественные птицы никак не могли захлопнуть. Сто пунктов, он считал, что всем окружающим при виде его тотчас надо было пасть перед ним ниц и молиться всем богам за проявленную к ним милость и великую щедрость, дарующие им счастье лично лицезреть такое диво-дивное.

Штурмбаннфюрер еще раз обвел всех присутствующих тщеславным взглядом, оценили ли они и прониклись ли моментом. Уселся за стол, рукой милостиво показал, что всем остальным тоже разрешено сесть. Деловито достал из нагрудного кармана уже известную мне пачку с салфетками и начал чрезвычайно тщательно протирать свои столовые приборы, блестевшие как у кота яйца, которые были и так исключительно чисты и наверняка продезинфицированы. После того как фон Даутенберг закончил и положил салфетку, он обратился к капитану:

– Ну-с, и чего ждем?

Капитан-лейтенант и обер-лейтенант, наблюдая за штурмбаннфюрером, действительно открыли рот, но вряд ли от восхищения. Фрегатен-капитан был человек с богатым жизненным опытом и, наверное, повидал в жизни многое, поэтому, ничего не ответив, по-видимому, уже