Свой среди чужих, или Гауптман с Олерона. Часть вторая - Владимир Германович Корешков

так сильно потому, что боится лететь на Олерон, боится сепаратистов и вообще его очень беспокоит то, что его там могут убить, и ему нужен надежный защитник, такой как я. «Конечно, тебя там убьют, – подумал я, – обязательно убьют, и я даже знаю, кто это сделает. Вилли фон Даутенберг расслаблено повис на мне всем телом, как мешок с говном, передвигаться самостоятельно он уже не мог, я, хрипя от натуги, уверенно, насколько это можно было в моем положении, заявил ему:

– Я буду счастлив, герр штурмбаннфюрер, помочь вам и сделаю все от меня зависящее.

Слава богу, полет закончился. Потому как все плохое, впрочем, как и хорошее, когда-нибудь заканчивается. Пилот шаттла доставлял нас на Олерон в высшей степени аккуратно, как будто вез хрупкие яйца или очень дорогое стекло, без обычных закидонов, принятых у местных пилотов, с резким спуском и свободным падением, применяемых в обязательном порядке для всех вновь прибывающих на планету. Ну в общем-то, и правильно, очень разумно. Хотел бы я видеть, в какой жопе оказался бы пилот, если бы чистюля фон Даутенберг ненароком заблевал свой мундир, разжалование и отправка на фронт – это был бы самый лучший выход для него.

Мы со штурмбаннфюрером, сильно утомленные перелетом, вышли из шаттла и ступили на такую знакомую бетонку космопорта «Южный». Олерон сходу, не откладывая в долгий ящик, взялся за нас: местное светило нещадно палило, жарко было ужасно, все выпитое нами в полете начало моментально испаряться через поры, пот катил с нас градом. Крупные капли лениво, но обильно скатывались со лба, висков и подбородка за воротник, форменная рубашка моментально намокла и противно прилипла к спине и подмышкам. Я в который уже раз дал себе зарок, что брошу пить обязательно.

Наконец-то к нам подкатил штабной хаммер, специально направленный за нами. Бойко скрипнув тормозами, чуть покачиваясь, остановился. Оттуда выскочил резвый штурмфюрер, вытянувшись в струнку перед фон Даутенбергом, щелкнув каблуками, вскинув правую руку вверх, как оглашенный заорал нам прямо на ухо, так громко, как будто пытался оживить покойника:

– Хайль Гитлер! – и начал доклад: – Герр штурмбаннфюрер, разрешите представиться, штурмфюрер Кальке, специально прибыл, чтобы встретить вас и доставить в штаб округа. Разрешите мне от имени руководства приветствовать вас на Олероне.

– Хайль Гитлер, – сквозь зубы ответил штурмбаннфюрер. У него явно раскалывалась голова. Еле взмахнул правой рукой и не дослушав доклад, полез в прохладную, кондиционированную кабину бронированного хаммера.

Штурмфюрер, явно не зная, как реагировать на несколько неадекватное поведение высокопоставленной особы, весь в непонятках, переминался с ноги на ногу, взглядом спрашивая у меня: «Ну и что теперь делать?»

Я подошел к нему, успокаивающе хлопнул его по плечу, типа, не ссы, все будет нормуль.

– Поехали, – и сам вслед за Даутенбергом побыстрее укрылся в спасительной прохладе джипа. Машина тронулась, резвый шарфюрер выбрал для себя очень умную тактику, решил помалкивать, чтобы ничем не раздражать важного гостя. Штурмбаннфюрер снял фуражку, вначале промакнул салфеткой намокший лоб, затем протер околышек фуражки.

– Яр, здесь всегда так жарко? – обратился он ко мне отдуваясь.

– Не хочу вас расстраивать, герр штурмбаннфюрер, но другой погоды тут не будет.

– Я знал, что мне здесь не понравится, омерзительная планетка, – буркнул он себе под нос. Натянул фуражку и зло уставился в окно. Я тоже решил взять паузу и помолчать, обратя свой взор на пейзаж, пробегавший за окном. Как раз проезжали знакомый крутой обрыв, с вершины которого открывался сумасшедший вид на океан. Хотя я видел его миллион раз, океан все равно завораживал своей мощью, необузданностью и первозданной красотой. Тяжелая лазурная волна, величественно накатывая, разбивается о берег, вскидывает вверх фонтан белых брызг, поднимающихся на десяток метров, как будто пытающихся во что бы то ни стало дотянуться до неба, ну или хотя бы обрызгать, намочить его, а затем в бессильной ярости, что не получилось достать до облаков, а казалось, совсем немного осталось, с шумом опадает, давая шанс другой набегающий следом волне. Нет, не зря говорят, что на воду можно смотреть бесконечно.

Дорога бежит дальше. Вот контрольно-пропускной пункт при въезде в город, на котором нас никто не досматривает, только дежурный унтерфельдфебель, не в меру упитанный малый, из военной полиции, щелкнув каблуками, вскинув правую руку вверх, изо всех сил старался вытянуться, но получалось у него это как-то не очень, даже комично: глаза навыкате, морда красная от натуги. Кажется, вот-вот – и обосрется бедолага. Лоснящиеся щеки по-бульдожьи болтаются на плечах, штурмгевер висит не на груди, а мирно покоится, как на подставке, на выступающем далеко за пределы самого туловища животе.

Въезжаем в город. Поникший, утомленный солнцем, безумно уставший от огромного количества военных. Листва на редких деревьях, встречающихся на пути, пожухла, улицы в пыли, даже яркие неоновые вывески пабов и голограммы пленительных красоток стрип-баров и борделей не оживляют потухшие глаза вусмерть умаявшегося города.

Церквушка, вокруг нее ротонда, и сам штаб. Все. Приехали. Штурмфюрер, заранее выскочив, предупредительно открывает дверцу джипа, заискивающе улыбается. Наив. Фон Даутенберг ничего этого не замечает, он выше всего и всех, гордо вскинув голову вверх, широко шагает к ступенькам штаба. Настроение у него скверное, и он собирается на ком-нибудь его сорвать и устроить всем здесь грандиозную взбучку, вкатить десятилитровую клизму. И вследствие этого разгона у всех произойдет полное размягчение стула, в принципе, его для этого сюда и прислал сам герр Канцлер. И не смотрите, что звание у Вилли фон Даутенберга не генеральское. Здесь на Олероне он уши, глаза и сама десница герра Канцлера. Берегись, местное начальство, армагедец во плоти к вам идет!

На ступеньках происходит легкая заминка, два звездпеха, стоявших в карауле, потребовали у нас документы и пропуск. Все правильно, так и надо, а то вишь шляются кто ни попадя. Так что это нормальная процедура. Но дело в том, что штурмбаннфюрер больше не в состоянии находиться в самом пекле удушающей жары, а приходится, и от этого он еще больше раздражается, вот-вот закипит и сорвет на хрен вентиль. Звездпехи – парни бывалые, учуяв, что штурмбаннфюрер птица не простая, насколько можно ускорили процесс проверки документов, козырнув, разрешили заходить вовнутрь. Штурмфюрер, полусогнувшись, напоминая собой вопросительный знак, угодливо показывал, куда идти.

– Прошу вас, герр штурмбаннфюрер, вот сюда.

Он довел нас до двери, за которой находился кабинет начальника штаба. Аккуратно постучал и приоткрыл дверь.

– Герр генерал, разрешите? К вам проверяющий из Рейха, герр штурмбаннфюрер Вилли фон Даутенберг.

Вилли бесцеремонно отодвинул штурмфюрера в сторону, не дожидаясь разрешения, уверено, по-хозяйски прошагал в кабинет, раздраженно захлопнув за собой дверь. Сделал он это так сильно, что дверь, ударившись о косяк, не закрылась, а жалобно скрипнув, чуть отошла назад, оставив небольшую щелку. Встречавший нас штурмфюрер шумно, с облегчением вздохнул.

– Герр лейтенант, – обратился он ко мне, – вы подождите, а после штурмбаннфюрера фон Даутенберга начальник штаба генерал Баррети, я думаю, вас сразу примет, а мне, извините, пора. – Козырнув, он, резко ускорившись, удалился из поля видимости.

Я сел на один из жестких, неудобных стульев, стоящих тут же, специально подготовленных для ожидающих аудиенции посетителей. Мне тоже надо было к генералу, чтобы представиться, доложить о прибытии – так положено в армии. Всего, что происходило за дверью, я до конца не слышал, но по обрывкам фраз, долетавших до моих ушей, я понял, что штурмбаннфюрер распекает генерала. Такое я слышал первый раз в жизни, чтобы младший по званию и по возрасту отчитывал старшего по званию и опять же по возрасту как мальчишку. Градус их беседы нарастал. Теперь уже отчетливо слышался слегка визгливый голос фон Даутенберга:

– Что у вас здесь происходит, герр генерал, корпус топчется практически на месте, мы несем колоссальные потери. Я сейчас даже не говорю о потере людских ресурсов, финансовые потери просто астрономические. Рейх не жалеет сил и средств для того, чтобы мы опрокинули