Журавли летят на запад - Анна Рябинина

пятьсот лет назад, правда, тогда они одевались хотя бы красиво. Мне девчонки-даосы нравились больше – толковые всегда, умные ужасно, куда не надо – не лезут, попросишь помочь – помогают.

– И много таких было?

– Больше, чем казалось. Но ты же знаешь, как сильно не любят женщин – их же проще затолкать домой, в комнату с детьми, чем разрешить самостоятельно бороться с монстрами. Мне кажется, всех гадателей и целителей в ужас приводила мысль, что женщина способна сама себя защитить, и ей для этого не нужна их помощь, – У Вэй пожимает плечами.

Ван Сун ничего на это не отвечает, потому что ей кажется, что сейчас внутри нее что-то взорвется – слова клокочут внутри, как вода в зажатом ладонью кране, стоит отпустить, и та расплещется по всем стенам и потолку, застынет разводами на одежде. Она до боли закусывает губу, и капли крови падают в эти бушующие океанические вздохи, окрашивая их в пожарно-алый. Только шепотом договаривает: «А главные монстры всегда на самом деле дома».

Когда она поднимает голову, сталкивается с внимательным взглядом У Вэя. Тот, кажется, видит эту бурю – его взгляд вонзается ей в лоб, напоминая острый кончик меча, достигающий затылка. У Вэй усмехается едва уловимо, чутко, внимательно, и его глаза говорят: «Я знаю, что ты злишься, я прекрасно это знаю и верю, что однажды океан внутри тебя разобьет плотину, которую ты держишь собственными руками так отчаянно, а затем затопит весь мир». От этого взгляда по спине бегут ледяные мурашки, а дыхание на несколько мгновений сбивается.

В целом, Ван Сун ожидала, что на холме, куда они взбирались, будет какая-то деревня, но там оказываются только два скособоченных дома – они привалились друг к другу, как будто очень сильно устали: у одного просела крыша, у другого вместо окон были лишь почерневшие провалы, как если бы девушка заплакала и у нее потекла тушь.

– Это сюда мы так долго шли? – изумляется Ван Сун.

– Не совсем, дальше будет деревня, но для этого с холма нужно будет спуститься обратно, и нет, не спеши меня бить, сюда нам тоже было нужно.

Ван Сун одаривает его таким недовольным взглядом, чтобы он мог оценить всю степень ее негодования и от стыда испепелился, но У Вэй оказывается поразительно глух к ее намекам, поэтому приходится смириться и пройти к домам.

– Ты знаешь, кто здесь жил? – спрашивает она.

– Девушка и ее семья.

– Сразу в двух домах? – удивляется Ван Сун, но почти сразу понимает, в чем дело: несмотря на то, что оба дома выглядят потрепанными временем, только один кажется обжитым. Это тот, с провалившейся крышей – внутри можно найти и брошенную утварь, и доски пола провалились лишь в паре мест, и в комодах валяется одежда. Будто люди сбегали отсюда в спешке и не захотели морочиться с вещами, а вот второй дом – его было отлично видно из окон первого – казался пустым, лишенным вообще каких-либо следов жизни, и дело было явно не в случившемся в нем пожаре, а просто в том, что за ним никто не следил.

– Там жила только та девушка?

У Вэй кивает. Он подходит к окну, рядом с которым стоит Ван Сун, и садится на подоконник, легко проводит рукой в воздухе, и девушка замечает, как по его запястью начинает робко ползти росток задушенно-зеленого цвета.

– У матери родилось две девочки-близняшки, одна погибла в детстве – утонула в речке, вторая выжила.

– Ее стали в этом винить?

– Ее стали бояться, – хмыкает У Вэй. – Говорить, что близнецы – это всегда к беде, тем более, если девочки, но не мне тебе об этом рассказывать, а еще – что она убила сестру, хотела забрать себе ее красоту и силу, что она сама творит какие-то заклинания и общается с духами.

– А она правда этим занималась?

– Ну как тебе сказать, – У Вэй пожимает плечами. – Ты ведь сейчас тоже с духами общаешься, так-то.

Ван Сун закрывает рот. А ведь и правда – чего она так распереживалась?

– Значит, правда общалась?

– Сначала нет, ну, она могла их чувствовать, но сама никогда не разговаривала – боялась. А потом захотела сестру вернуть, думала, может, если та снова будет дома, то и проблема исчезнет, ведь все плохое началось, когда сестра умерла.

– Сколько ей было лет?

– Когда умерла сестра – пять, когда она впервые пошла к реке звать ее призрак – пятнадцать.

Ван Сун прислоняется головой к оконной раме, в нос ударяет запах гниющего дерева.

– У нее получилось?

– Получилось, но она так испугалась, что не смогла удержать это колдовство.

Ван Сун представила эту сцену – молодая девушка стоит по колено в ледяной речной воде, мокрая юбка облепляет ее ноги, а за руки цепляется вязкий, серый, смешанный с кровавым запахом, туман. У девушки бледное лицо и обескровленные от холода губы, она что-то едва слышно шепчет, а по ее щекам текут слезы, которые, впрочем, все равно до самой реки не долетают, а теряются где-то в тумане.

– И что произошло дальше?

Однако У Вэй замолкает – затихает ветер, перестает едва слышно шелестеть трава, солнце закатывается за облака, будто теряя сознание. Мгновение – и рядом никого нет, будто и не было никогда, и Ван Сун остается недовольно оглядываться по сторонам.

Она еще некоторое время бродит по комнатам сначала одного дома, потом заглядывает во второй, чуть не падает с лестницы и, отряхиваясь, кашляя от сажи и пыли, выходит обратно.

– Тебе не говорили, что просто так исчезать невежливо? – недовольно интересуется Ван Сун.

Все вокруг будто хмыкает – крыша сгоревшего дома чуть проседает, ветер приминает макушки деревьев, ветка изгибается под тяжестью севшей на нее птички.

– Прости, – У Вэй возникает у нее за спиной и берет ее за руку. – Нужно было кое-что проверить.

– Тебе просто хочется начать нагнетать обстановку.

– И это тоже, – беспомощно соглашается У Вэй, а потом холод его ладони вновь пропадает.

На этот раз Ван Сун решает его не ждать и спускается обратно с холма – на силе гнева, не иначе, потому что с другой стороны откос оказывается еще более пологим, и некоторое время она почти скользит вниз, просто пытаясь удержать равновесие. Она повыдергает этому У Вэю его косы, будь он неладен! Будь он хоть призраком Фу Си.

Единственное положительное – на той стороне правда оказывается деревня, причем вполне живая. Ван Сун приглаживает расптрепашиеся волосы руками, еще раз отряхивает платье, надеясь, что по нему не видно,