Президент Всея Руси - А. Полевой

княжеская дружина побежала, а со стороны леса, как саранча, высыпали эти чертовы булгары на своих низкорослых конях. Сенька, прижавшийся со своими разведчиками к опушке, выполнял последний приказ Миролюба: «Прикрыть отход, если что…» И вот это «что» наступило.

И тут он увидел его. Ярослав, один, в кольце врагов. Меч его рубил ещё, но было видно это конец. Сенька замер в этот миг оцепенев до глубины души. Приказ был ясен отходить к лесу. Спасать тех, кого можно. Но как бросить своего командира?

В голове пронеслось лицо Миролюба, суровое: «Иногда приказ это одно, а дело другое, молокосос. Голову включай».

— За мной! — крикнул Сенька, и голос его не дрогнул, хотя внутри всё сжалось в ледяной ком. — Только вытащить и в чащу! Не ввязываемся!

Десять человек, самых отчаянных, рванули за ним. Не в атаку, а в отчаянный рывок на спасение. Они врезались в бок булгарам, дикой, яростной кучей, сея мгновенную панику. Сенька не помнил, как рубил. Помнил только спину Ярослава, пронзённую древком копья, и как тот осел на колени.

— Командир!

Он накрыл Ярослава своим щитом, приняв удар сабли, от которого онемела вся рука. Рядом рухнул, сражённый стрелой, Гремислав из их же пятерки. Крик, хрип, кровь на лице.

— Тащи его! Живо!

Двоих уже не было. Остальные, действуя как единый механизм, подхватили бесчувственное тело. Сенька, отбиваясь, пятился за ними, кричал хрипло, не своим голосом, указывая направление: «К ручью! По руслу!»

Они нырнули в чащу, как раненые звери в нору. Последнее, что видел Сенька, обернувшись, это как булгарский всадник топчет тело его павшего друга Гремислава. И в тот же миг он понял, Миролюба нет, старшие дружинники полегли или бегут. Значит, теперь он здесь отдаёт приказы. Тот, кто вытащил командира.

— В лес! Глубже! Следы путать! — его команды вылетали сами, продиктованные не разумом, а инстинктом, выкованным за месяцы тренировок.

— Ты, сюда! Ты, замыкай! Носилки! Сделать носилки из чего угодно!

Он больше не был щенком. В тот момент, под градом стрел, с тяжестью ответственности на плечах, Сенька Шустрый стал тем, кому поверили уцелевшие. Тем, кто повёл их из ада.

— Привал. На полчаса, — хрипло скомандовал он уже здесь и сейчас, в глухом лесу, и люди рухнули на землю, едва держась на ногах.

Ярослав бредил. Иногда он приходил в себя, хватая Сеньку за руку:

— Где… Миролюб?

— В раю, командир, — отвечал парень, сжимая зубы.

Ярослав закрывал глаза, и снова погружался в забытье.

Они шли. Потому что по пятам за ними шагала смерть.

На пятый день лес расступился, открыв взорам уцелевших родные стены Рязани.

Они вышли строем как боеспособный отряд. Несколько десятков воинов под командованием посеревшего от усталости, но не сломленного Сеньки бережно несли на носилках своего командира.

У городских ворот их встретили возгласами:

— Люди воеводы Ярослава идут!

Среди встречавших первым бросился вперед Житодуб, молодой лекарь, ученик самого Ярослава.

— Дайте дорогу! Я знаю, как ему помочь!

Его руки, ловкие и уверенные, сразу принялись осматривать раны. Он приказал принести чистые полотна, кипяченую воду и какие-то странные снадобья, приготовленные заранее, по рецептам, переданным Ярославом.

— Выживет, — сквозь зубы процедил Житодуб, — я не позволю ему умереть, у него еще много не законченных дел.

А тем временем к городу подходили другие — жалкие остатки разгромленного войска. Безоружные, опустошенные, многие были раненые. Они резко контрастировали с боевым строем Красногородцев.

Только воины Ярослава — эти несколько десятков изможденных, но не сломленных бойцов вернулись с честью. С оружием. С боевым порядком. Со своим командиром.

И в их глазах читалось одно, это не поражение в войне. Скоро будет начало новой битвы, потому что пока жив Ярослав…Пока стоят эти воины…Ничего не окончено.

Прошла неделя.

Дождь.

Все семь дней, беспросветный, ледяной дождь, превративший дороги в грязевые реки, а поля в болота. Казалось, сама земля не хочет отпускать мертвецов, размывая для них неглубокие могилы.

Ратибор пришел бросив все.

С подкреплением из Краснограда, тремя сотнями воинов, еле живых после бешеной тряски по той самой железной дороге, которую Ярослав когда-то так назвал, не зря они вкалывали на строительстве этой конки.

— Ярослав жив? — спросил Ратибор, и в голосе его была отчаянная надежда он не хотел верить в худшее.

Ответом было молчание.

Житодуб, молодой лекарь с глазами старика, лишь пожал плечами:

— Дышит. Иногда приходит в себя. Потом снова…

Им везло, поскольку князь Всеволод действительно застрял.

Его войско тонуло в грязи, степняки роптали, кони гибли. Но это не имело значения.

— Они все равно придут, — шептались в городе. — Дождь кончится и они придут.

Их было слишком много. Даже с подкреплением Ратибора. Даже если Ярослав встанет.

Сенька Шустрый, теперь командовавший остатками отряда, смотрел на новые лица, такие же потерянные, как и их собственные.

— Готовьтесь, — говорил он, но в голосе не было веры.

Готовиться нужно было не к победе, а к последнему бою.

Дождь стучал по крышам. Как будто отсчитывал последние часы. Как будто Рязань уже была мертва — просто еще не легла в землю. И даже "железная" дорога, последнее чудо Ярослава казалась теперь просто бревнами, которые сгниют в этой грязи, как и все остальное.

Ярослав открыл глаза.

Потолок, а на нем деревянные балки. Запах трав и крови в помещении, полумрак. Он был жив.

И в этом была вся жестокость судьбы.

Житодуб, заметив движение, наклонился:

— Учитель…

Но Ярослав не ответил. Он лежал, уставившись в потолок, словно надеялся, что он обрушится и похоронит его под обломками.

Первое за долгое время поражение. Не тактический отход, а полный разгром.

— Сколько? — спросил он, и голос его был пустым.

Житодуб понял без уточнений:

— Из наших… меньше трети. Остальные… не вернулись.

Мстислав. Миролюб. Радогор.

Имена всплывали в памяти, и как ножи полоснули его душу.

Он знал, что так бывает. Читал в книгах, смотрел в фильмах, войны не выигрываются без потерь.

Но сейчас ему было абсолютно не легче от этого знания. Это было чувством, все выжигающим чувством вины.

Он подвел их, он виноват. Слишком уверенный в своем преимуществе над хроноаборигенами. В том, что историю можно переписать без крови.

А теперь…

За окном слышался стук топоров это готовились укрепления. Шаги и зычный голос, это Ратибор раздавал приказы. Не громкие переговоры так Сенька получал доклады от разведки, теперь командующий тем, что осталось от их отряда.

Все ждали, что он поднимется. Скажет что-то. Найдет выход, как всегда.

Но Ярослав молчал, потому что впервые за все время не знал, что сказать.

Он проиграл.

И