Немезида ночного ангела - Брент Уикс

Я поражен. Она говорит на удивление откровенно, и я вдруг осознаю, что всегда думал о ней только в общем, только как о Мамочке К. Всю мою жизнь она была эдаким колоссом – обитала в трущобах, но возвышалась над ними, всегда искусная, всегда спокойная, всегда главная. Я никогда по-настоящему не видел в ней человека, не задумывался, почему она совершает те или иные поступки.

– Мы с тобой друзья, Мамочка К? – вырывается у меня. Едва вопрос слетает с моего языка, он кажется мне глупым. – То есть ваша милость.

Почему-то так звучит еще хуже.

Вопрос застает ее врасплох.

– Кайлар, – осторожно говорит она, – когда-то давно я спасла тебе жизнь, но с тех пор я лгала тебе, манипулировала тобой, чуть не лишила самого важного человека в твоей жизни, а еще из-за меня ты едва не погиб. При этом ты тоже обманывал меня, отказывался повиноваться и однажды ткнул иголкой со смертельным ядом. Даже в Крольчатнике друзья так не поступают. Так что нет, я не думаю, что мы с тобой друзья. – Она поднимает чашку. – Я думаю, что мы с тобой семья.

Я смеюсь.

– Бывали же у нас иногда и хорошие моменты!

– Иногда, – с хитрой улыбкой соглашается она.

– Чаще всего, когда я тебя слушался, – говорю я. – Ха.

– Ха, – эхом отвечает она. Словно я вот-вот должен понять что-то страшно очевидное.

Мне в голову приходят слова, сказанные однажды Дарзо, и тогда я вспоминаю о нем.

– Учитывая, насколько высоки ставки, наверное, мне стоит объединить силы с Дарзо.

В комнате как будто становится холоднее. Я вижу, как белеют костяшки ее пальцев, сжимающих чашку.

Наша встреча будет не из приятных, если вспомнить, как прошла последняя, но я готов пойти на что угодно. Готов даже извиниться. Да и Дарзо хорошо относится к Логану.

Лицо Мамочки К не дрогнуло, осталось нейтральным. Она спокойно произносит:

– Дарзо не сможет помочь.

– Где он? Когда вернется?

– Я не знаю.

– Что значит не знаешь? – спрашиваю я. – Он же твой муж.

Какое-то время она ничего не говорит. Как и я. Мамочка К сама научила меня, что молчание – мощное оружие.

Видимо, в конце концов она вспоминает об этом.

– Мы поругались, – признается она.

Что, тоже?

– Из-за чего?

– Из-за взрослых причин, – резко отвечает она. – Ты не поймешь. Иди, Кайлар. Когда найдется след, я пришлю тебе весточку.

Я стискиваю зубы и проглатываю обиду. У меня нет никакого права расспрашивать ее об их семейных дрязгах, но я могу разозлиться на нее за то, что она прогнала моего учителя. Впрочем, нам нет смысла ссориться из-за этого. Или вообще из-за чего-либо. Я и так вижу, что она больше ничего мне о нем не скажет.

– Ты ведь знаешь, что уйти я не могу, – говорю я.

Мамочка К снова кладет ногу на ногу и задумчиво потирает безукоризненно ухоженный ноготь о большой палец.

– Знаешь, что мне в тебе нравится, Кайлар?

– Очень многое.

– Очень многое, – соглашается она, бегло, но искренне улыбнувшись. – Однако сейчас я говорю о том, что ты обладаешь неумолимым упорством, из-за которого напоминаешь мне меня же в лучшие моменты жизни. Хочешь знать, в чем беда такого качества?

– Нет, спасибо. Мне хорошо известны мои недостатки.

– Хм-м, возможно. Что ж. Может быть, ты больше не грязный напуганный мальчишка, который много лет назад явился ко мне в гостиную и начал выдвигать требования. – Она поднимает брови, и мне очень не нравится видеть сходство между прошлым и настоящим. – Кайлар, неважно, о чем мы сейчас договоримся. Выйдя из комнаты, ты решишь, что я хитростью заставила тебя подчиниться моим желаниям. Поэтому, пока ты не ушел, я прошу тебя определиться – действительно ли ты хочешь заняться именно этим. Если да, то я предоставлю тебе всю помощь, какую только смогу.

– Ты до сих пор ничего не рассказала мне о задании, – говорю я.

– Разве это важно? Я могу сказать хоть что-нибудь, чтобы тебя отговорить?

– Нет, – ворчу я.

Мамочка К довольно улыбается, и, как ни тошно это признавать, на моей душе чуточку теплеет от ее одобрения. Представляете! Может быть, это от того, что я, сиротствуя на улицах, неосознанно видел в ней мать. Или от ее невероятной уверенности в том, что она права – и почти всегда оказывается права. Или от свойственного всем нам желания угодить обаятельному человеку, которому мы вроде бы небезразличны. Или просто потому, что я слабак. Как бы там ни было, эта власть надо мной была у нее всегда: одна капля ее одобрения, и я готов сделать что угодно, лишь бы получить еще.

– Все не так уж плохо, – говорит Мамочка К.

Я сразу же понимаю, что это ложь.

Если она в шутку прибавит: «…а гораздо хуже», – я ее прощу.

– Я пришлю тебе подмогу, – говорит она.

Это и правда гораздо хуже.

– «Подмога» – это добрый конь и увесистый кошель, правда ведь? Ты же знаешь, я не беру напарников.

– Конечно, – говорит она.

Я догадываюсь, что Мамочка К имеет в виду «Конечно, знаю», а не «Конечно же, я не стану подсылать к тебе напарника».

– Так уж вышло, что подмога – это ты. Я уже наняла для того задания другого исполнителя.

– Не буду я никакой подмогой.

– Конечно, не будешь. Придется изменить план.

Слишком уж просто она согласилась.

– В чем подвох?

– Кайлар, ты теперь ночной ангел. Это вызывает у меня уважение.

Я всматриваюсь в ее лицо, стараюсь разглядеть хоть намек на сарказм, но ничего не вижу. Через миг я начинаю тревожиться от того, насколько мне было важно увидеть это «ничего».

Она продолжает:

– Давай сразу по существу. Ты озвучишь те условия, которые для тебя не подлежат обсуждению, а я озвучу, что нужно сделать. После мы определимся, получится ли у нас совместить одно с другим. Я уже сказала, что думаю об этой затее, но решать тебе.

Наконец-то мы к чему-то пришли. Как же здорово в кои-то веки быть с Мамочкой К на одной стороне. Окажись наши цели противоположными, у меня не было бы никаких шансов.

– Ты мне заплатишь. По ставке Дарзо. Не потому, что мне нужны деньги, а потому что я хочу быть уверен – мы оба поставили что-то на кон…

– Этому не бывать. Мои деньги уже потрачены на другие предприятия, на Логана и его детей. Назови настоящие условия.

Я размышляю. Мне многого хочется у нее потребовать, но времени мало, поэтому я стараюсь вспомнить