Господин Орлов - Redstone

— Ну, князь, видел, что в мире творится? — он махнул рукой на стопку газет на столе. — Весь мир на ушах стоит. Англичанка опять истерит. Хорошо.

Он сделал глоток чая из простого стакана в подстаканнике и в упор посмотрел на меня.

— Я тут подумал над твоим горем. Насчет невест. И принял решение. После моего указа о многоженстве твоя проблема, князь, решается сама собой. Более того, она превращается в великолепную возможность.

Я молчал, уже догадываясь, к чему он клонит. Мои потоки сознания уже просчитали этот вариант как один из возможных.

— Ты не будешь выбирать, — торжественно провозгласил Император. — Ты женишься на всех. На всех четырех.

Я позволил себе изобразить на лице ошеломление, которое, впрочем, было отчасти искренним. Не от самого факта, а от того, как просто и по-царски он решил эту задачу.

— На всех четырех, Ваше Величество?

— Именно! — он стукнул кулаком по столу, отчего чашки подпрыгнули. — Подумай сам! Женившись на моей дочери Ксении, ты окончательно породнишься с Романовыми. Взяв в жены итальянку ди Савойя, ты привяжешь к нам весь юг Европы. Норвежка Бьёрнсдаттер станет символом освоения твоей Сибири, живым воплощением силы и здоровья. А чтобы кайзер Вильгельм заткнулся и не строил козни, ты возьмешь и его племянницу, принцессу Викторию Прусскую! Это будет не брак. Это будет ультиматум всему миру! Четыре великих дома, четыре стороны света сойдутся под твоей крышей. Ты станешь живым символом новой Империи, объединившей Запад и Восток, Север и Юг. Ну что скажешь, князь?

Я медленно поднялся с кресла и склонил голову в глубоком поклоне.

— Ваше Величество, ваша мудрость не знает границ. Я счастлив и горд исполнить вашу волю, которая есть благо для всей России.

Он удовлетворенно хмыкнул. План был поистине гениальным в своей наглости. Идеальное решение, превращавшее мою личную проблему в крупнейший политический триумф.

Через неделю начался логистический кошмар и одновременно величайшее светское событие века. В родовой особняк Орловых на Английской набережной начали съезжаться мои невесты.

Первой прибыла **принцесса Изабелла ди Савойя-Аоста**. Ее кортеж, состоящий из десятка вагонов специального поезда, прибыл на Царскосельский вокзал, превратив его в уголок Италии. Из вагонов выпорхнула шумная, жестикулирующая толпа: фрейлины с лицами мадонн Рафаэля, седовласые кавалеры с громкими титулами, личный духовник-монсеньор, присланный с благословения самого Папы, и даже несколько художников и поэтов, которые должны были запечатлеть это историческое событие. Сама Изабелла, в дорожном платье из темно-зеленого бархата, сошла на перрон не как невеста, едущая к жениху, а как королева, прибывшая в новую провинцию. Она с улыбкой приняла от меня букет орхидей, и ее взгляд скользнул по моему лицу, оценивающе и дерзко. «Князь, — пропела она с легким акцентом, — Петербург холоднее Рима, но я вижу, прием будет жарким». Моя матушка, Анна Павловна, была совершенно ошеломлена этим южным темпераментом и количеством багажа, для которого потребовалось три отдельных грузовых фуры.

Второй, спустя два дня, прибыла **леди Астрид Бьёрнсдаттер**. Ее прибытие было полной противоположностью. Никакого специального поезда. К пристани у Английской набережной, прямо напротив нашего особняка, пришвартовалась скромная, но изящная паровая яхта под норвежским флагом. С трапа сошли всего три человека: сама Астрид, ее отец — могучий старик с бородой викинга и глазами цвета моря, и один брат, похожий на молодого бога Тора. Астрид была одета в простое, но добротное платье из серой шерсти, которое не скрывало ее атлетической фигуры. Она не стала ждать, пока я подойду, а сама сделала несколько широких шагов мне навстречу и крепко пожала мою руку. Ее рукопожатие было сильным и уверенным. «Князь Орлов, — сказала она без всяких реверансов, ее русский был почти без акцента, но немного резким. — Мой отец и я благодарим вас за гостеприимство. Надеюсь, мы не будем вам в тягость». Она не смотрела на роскошь особняка, ее взгляд был прикован к замерзшей Неве и тяжелым свинцовым облакам. Она словно оценивала погоду и прочность льда. Моя матушка, немного оправившись от итальянского вихря, была обескуражена этой северной простотой, но отец, Дмитрий Алексеевич, одобрительно крякнул, оценив стать и прямоту норвежцев.

Третьей, с точностью хронометра, прибыла **принцесса Виктория Прусская**. Ее поезд — образец порядка и чистоты — подошел к перрону минута в минуту. Делегация была воплощением прусского духа: военные с каменными лицами и моноклями, чопорные фрейлины в строгих платьях, похожие на надзирательниц пансиона, и несколько дипломатов из германского посольства. Сама Виктория, высокая и худая, с правильными, но холодными чертами лица, сошла на перрон и сделала идеальный книксен. «Ваша Светлость, — произнесла она на безупречном французском, даже не пытаясь говорить по-русски. — Я прибыла по воле моего дяди, Его Величества Кайзера, и моего Государя Императора, чтобы исполнить свой долг перед нашими великими державами». В ее взгляде читалась смесь аристократического высокомерия и плохо скрываемой досады. Она явно считала этот брак мезальянсом, а мою семью — выскочками-купцами, пусть и с княжеским титулом. Атмосфера мгновенно стала ледяной. Анна Павловна была так напугана этой холодной формальностью, что смогла лишь пролепетать приветствие.

Последней прибыла **Великая княжна Ксения Александровна**. И это было уже не прибытие невесты, а государственное мероприятие. Вся Английская набережная была оцеплена жандармами и казаками Лейб-гвардии. К нашему особняку подкатила вереница карет из императорских конюшен, с лакеями в ливреях и гербами Романовых на дверцах. Из главной кареты, с помощью обер-гофмейстерины и нескольких фрейлин, вышла Ксения. Она была в простом светлом платье, но на ней была нитка жемчуга, стоившая больше, чем весь гардероб остальных невест вместе взятых. Ее сопровождала целая армия придворных, которые тут же начали деловито осматривать выделенные им покои, проверяя все — от высоты потолков до температуры в комнатах. Сама Ксения была бледна и выглядела напуганной. Она робко улыбнулась мне, и в ее глазах я увидел мольбу о защите. Она была не политическим игроком, а жертвой большой политики, отданной в руки самого могущественного и пугающего человека в Империи. Моя матушка, увидев дочь Государя, которая вот-вот станет ее невесткой, испытала такой прилив гордости и ужаса одновременно, что ей пришлось присесть и попросить воды. Наш дом перестал быть нашим. Он превратился в филиал Зимнего дворца.

Вечером того же дня в Голубой гостиной состоялось первое знакомство. Сцена была достойна пера великого драматурга. Я стоял в центре, рядом с родителями. Четыре женщины, которым предстояло делить мое имя и мою жизнь, сидели в креслах, расставленных на почтительном расстоянии друг от друга.

Изабелла, откинувшись на спинку кресла,