Раскол - Рита Хоффман

Савьер уступал нуадам во всем – и в росте, и в ширине плеч, не говоря уже о мускулатуре и соблазнительных чертах лунного народа вроде клыков и чувствительных ушей. Но он был… человечным. Теплым. Живым.

«И надеюсь, не стал мертвым», – мрачно подумала Хести, обхватив себя руками.

Мазь должна была исцелить его ногу, но демоны могли добраться до него раньше. Оставалось надеяться, что спасенный ими наследник какого-то-там-Большого-Дома не бросил его.

То тут, то там вспыхивали яркие искры – воздух вокруг начал потрескивать, волосы Хести поднялись над плечами и вздыбились. Сигил на полу горел неприятным зеленоватым светом и отбрасывал на лица жриц жуткие тени. Танцующие с тенями достали кинжалы и замерли, готовые в любой момент кинуться в атаку. Вот только тела древних не двигались – так и лежали в нишах, сложив иссохшие руки на впалых животах.

Верховная провела перед собой рукой и нахмурилась. Ей явно не нравилось то, что происходило, и Хести понимала ее – от энергии, наполнившей склеп, по коже бежали мурашки.

Воздух продолжал сгущаться. Из-под капюшонов жриц потянулись тонкие нити, сходящиеся над центром сигила.

«Она иссушает их!»

Хести бросила взгляд на Танцующих с тенями в надежде, что они прервут ритуал, но те не двигались. Их преданность Верховной была непоколебима, и они наверняка даже и помыслить не могли о том, чтобы помешать ей убивать собственных сестер.

Верховная приблизилась к одному из древних и положила ладонь на бездыханную грудь. Силы угасающих жриц потянулись к телу, проникли в него сквозь ссохшиеся ноздри и глазницы, просочились в рот, и…

Ничего.

Сияние, охватившее нуаду, просто рассеялось. Три жрицы Круга упали, и Хести услышала неприятный звук, с которым их головы столкнулись с каменным полом.

– Что ж… – прошептала Верховная и брезгливо тряхнула рукой.

Несколько мгновений она смотрела на древнего, а затем медленно подошла к сундуку и начала напевать старую колыбельную лунного народа. Сердце Хести сжалось в ожидании душераздирающего детского крика, но Джемини молчал. Никто не шевелился, даже воздух, казалось, замер, и только тихая песня продолжала литься из уст Верховной, склонившейся над ребенком.

«Только не убей его… Только не убей…»

Тени пришли в движение. Верховная отпрянула от сундука, пошатнулась и неловко осела. Мягкое сияние ее глаз померкло, а спустя мгновение из глазниц хлынула тьма.

Хести прижалась к стене, Танцующие с тенями бросились к Верховной, но упали навзничь, едва приблизившись к сигилу. Жрицы Круга рухнули на пол, их тела выгнулись дугами, крики агонии наполнили склеп.

Верховная прижимала ладони к лицу и кричала. Ее идеальная кожа стекала по щекам, словно расплавленный воск. Хести зажала рот руками и сползла по стене, продолжая молча наблюдать. Она не понимала, что происходит, и понятия не имела, что ей делать.

Клубящаяся тьма стелилась по полу густым туманом. Стены склепа сотрясались, с потолка сыпалась пыль и падали мелкие камни. Верховная продолжала истошно кричать, пока ее лицо оплывало подобно свече.

«Нужно что-то сделать… Нужно что-то…»

Хести вытащила кинжал из спрятанных под мантией ножен, поднялась на ноги и бросилась к сигилу, но стоило ей приблизиться, как незнакомая энергия неподъемным грузом легла на плечи. Она подавляла, приказывала пасть ниц, от нее разило тленом и разложением.

Борясь с одеревеневшим телом, Хести на коленях подползла к краю сигила и разрезала ладонь. Хлынувшей из раны кровью она нарушила целостность круга, стерла часть границы уродливой кровавой кляксой, и странное свечение погасло, но давление, прижимавшее к полу, почти не ослабло.

Она могла сбежать, могла бросить и умирающую Верховную, и сестер, чьи тела застыли в неестественных позах сломанных кукол, но не ребенка – Джемини все еще лежал на дне сундука и, возможно, был мертв, но Хести не знала наверняка.

– Проклятье!.. – прорычала она, с трудом поднимаясь.

Тьма опутывала ноги, поднималась выше, норовила забраться под мантию. Ни один из защитных жестов Силы не сработал – стоя за границей сигила, Хести перепробовала все. Пока она пыталась вспомнить хоть что-то полезное, время ускользало – склеп трясло все сильнее, сверху падали камни.

Огромный кусок потолка рухнул на жриц Круга и раздавил их тела с мерзким треском. Хести вскрикнула и побежала к сундуку, наплевав на осторожность.

Тело Верховной горело без пламени – черные всполохи рвались из открытого рта, голова обуглилась. Тьма пожирала ее и все быстрее ползла к неподвижным жрицам и Танцующим с тенями. Хести наконец добралась до сундука, заглянула внутрь и тут же отпрянула: все тело Джемини покрывали черные символы. Они шевелились, ползали по коже и одежде, роились в белках его глаз.

– Проклятье…

Хести застыла в нерешительности. Она понятия не имела, что это и что произойдет, если она прикоснется к ребенку.

«Брось его. Брось и беги!»

Ледяные руки сжали плечи. Хести резко повернула голову и уставилась в мертвые глаза древней нуады. По ее коже тоже ползали древние символы.

– Отпусти!

Из ниш выбирались все новые мертвецы. Незрячие и едва стоящие на ногах, они брели к Хести, выставив перед собой иссохшие руки. Тьма лизала их ноги, обволакивала тела, заползала внутрь через ноздри и рты.

Хести ударила древнюю кинжалом, но та даже не заметила, только открыла рот и вывалила язык, на котором чернел сигил. Подобных символов не было ни в одной книге, ни в одной летописи, нигде! Хести никогда не видела таких агрессивных, отталкивающих линий.

Древние окружили ее, черный туман поднялся до самого горла и сдавил его. Пытаясь вдохнуть, Хести разомкнула губы и тут же поняла, что совершила ошибку: поток тьмы хлынул в рот, а оттуда – куда-то вниз, к груди, разрывая внутренности.

Она закричала, но крик потонул в грохоте падающих камней. Древние касались ее тела, рвали одежду, прижимали к ней шершавые языки и руки. Хести закричала снова, когда увидела, как символы переползают с сухой кожи мертвецов на ее собственную.

– Нет! Пожалуйста!..

Острая боль пронзила правый глаз. Хести уже не пыталась отбиться от древних, только прижимала ладонь к лицу и кричала. Под кончиками пальцев расходилась кожа: Хести чувствовала странную, мягкую шерсть, пульсацию и мелкие щупальца.

На мгновение мир померк, все затянула кромешная тьма. Моргая снова и снова, Хести пыталась прояснить зрение, а когда ей это удалось, заорала от ужаса: она видела сразу шесть вариантов мира, шесть разных реальностей, шесть картинок, перекрывавших друг друга. И это сводило с ума.

Она видела пылинки, кружащиеся в воздухе, видела дрожащие руки мертвецов и каждую линию символов на них. Мир рассы́пался на фрагменты, она замечала все, но не могла сложить в единую картину, ее голова раскалывалась от боли и страха. Хести видела больше, точнее, глубже и пугающе ясно, но стоило ей моргнуть или повернуться, как реальность вновь распадалась на куски, которые никак не мог осознать истерзанный разум.

Шаря пальцами по лицу, Хести нащупала глаз и успокоилась было, но тут же обнаружила еще один. И еще. И еще… Они усеивали всю правую часть ее лица.

Глаза показывали ей мир, кровавые реки которого вышли из берегов. Показывали ее, распростертую на полу в окружении мертвецов, – на ее коже не осталось свободного места, черные символы превратили тело в исписанную безумцем книгу, наполненную древними знаниями. Хаотично расположенные глаза попеременно моргали, их черные белки пульсировали, а огненные радужки метались в разные стороны. Хести видела, как древние возводили склеп, как первые старцы спускались в него, чтобы обрести вечный покой. Глаза показывали ей беременную Лагосу, почему-то ревностно оберегавшую округлившийся живот от взгляда Верховной; показывали ее искаженное ненавистью лицо и разрушенную спальню, по которой словно прошел ураган.

Но что это?..

Хести замерла, на мгновение забыв обо всем, кроме виде́ния, появившегося в одном из фрагментов, на которые теперь был разбит весь ее мир.

Верховная склонилась над колыбелью и творит магию. Лиловые символы вспыхивают в воздухе и отпечатываются на коже ребенка. Сияние вокруг колыбели меркнет… Двое мужчин-нуад держат Лагосу. Она кричит. Верховная бьет ее по щеке и говорит что-то, прежде чем исчезнуть вместе с видением.

Разум Хести пронзила новая вспышка боли. Судорога заставила