Простые истины - Андрей Александрович Васильев

Само собой, Олегу куда проще было бы Машке попросту позвонить и попросить ее в срочном порядке нарыть информацию о тех, кого назвал Командор, а после присоседиться к Морозову, который спешно засобирался на выезд. Явно где-то что-то очень интересное случилось, поскольку обычно сдержанный Саша, во-первых, очень уж заковыристо материться принялся, во-вторых, среди отборной брани прозвучало слово «василиск», до того знакомое Олегу только по книгам в жанре фэнтези.

Но вместо этого он лично направился в центр, туда, где теперь работала его любовница. Да, василиск — это очень интересно, но Маша — она такая Маша. У нее своя таблица приоритетов, и пожелания Францева в ней стоят далеко не на самой высокой строке. А вот если он, Ровнин, станет отираться где-то рядом, то шансы получить данные сегодня значительно возрастут. Ну и потом — в дороге черные мысли не так одолевают. И когда Машка рядом — тоже. Ну, по большей части.

— Маме ты очень понравился, — вместо приветствия сообщила ему девушка. — Я прямо удивилась даже.

— Звучит обидно, — заметил Олег, доставая из кармана сложенную вчетверо бумажку с данными. — Ты настолько в меня не верила?

— Да это тут при чем? — нахмурилась Маша. — Просто у мамы есть… Как верно сказать-то… Ну, короче, она меня лет с десяти за сына тети Светы сватает. Сначала вроде в шутку, ну, как обычно — вот вырастут детки, и мы с тобой породнимся. А года три назад шутки как-то кончились, став почти правдой. Тем более что муж тети Светы где-то в Москомимуществе серьезный пост занял, а Павлик в аспирантуру МГИМО намылился. Отличная партия — так мама сказала. Причем сто тысяч раз сказала.

— Тогда да, — согласился с девушкой Олег. — Против аспирантуры МГИМО мне не сдюжить. Даже с пистолетом.

— А тут — поглядите-ка, — продолжила Маша, — и интеллигентный мальчик ты, и из хорошей семьи, пусть даже провинциальной, и начитанный. До сих пор ломаю голову — она это всерьез все говорила или есть какой-то подвох?

— Тебе прямо сильно важно? — уточнил Олег. — Маш, вот серьезно — пусть это будет самой твоей большой проблемой.

— Ровнин, ты дурак? — постучала почему-то себя саму по лбу Остапенко. — Не исключен тот вариант, что тебе с ней жить.

— Ну, такой себе вариант, — усомнился юноша. — И, надеюсь, не сильно скорый.

— Не говори «гоп», — посоветовала ему Маша. — А если я завтра забеременею? И все, он не то что скорый, он моментальный. Я на аборт не пойду, даже не надейся. И с животом до носа замуж выходить не стану. Я не суеверная, если что, и в декабре могу расписаться. Потому поверь, мнение мамы — это прямо сильно важно.

Олег задумчиво посмотрел на девушку, в очередной раз отметил, насколько ей идет милицейская форма, и подумал о том, что, наверное, надо как-то им уже потихоньку расходиться. Одно плохо — с учетом характера Маши подобное мероприятие без ругани и хлопанья дверьми обойдется вряд ли, а это плохо. А что еще хуже — она дама мстительная, потому есть риск не только этот источник в информационном центре потерять, но и заработать себе не лучшую репутацию в глазах остальных его молодых, а также разведенных сотрудниц.

Но и ждать особо долго нельзя. Другой яркой чертой характера Марии являлось упорство в достижении поставленных перед собой целей. В данном случае это был брак с ним, Олегом Ровниным, причем непосредственно его мнение по данному поводу вообще никак не учитывалось. Причем дело даже не в том, что Машка его за человека не считала. Конечно нет. Просто она относилась к той категории женщин, которые уверены в том, что они отлично знают, как всем будет лучше.

— Ты пока мне эти два туловища пробей, — мягко попросил он, впихивая девушке в руку бумажку. — А со свадьбами, мамами и всем прочим мы обязательно разберемся по ходу движения.

— Ровнин, Ровнин. — Маша развернула бумажку. — И почерк у тебя, конечно, ужасный, и в жизни ты ничегошеньки не понимаешь. Тебе к когда данные нужны?

— К еще с утра, — пояснил юноша, выделив голосом букву «к». — Причем к вчерашнему.

— Совесть имей! — сдвинула брови девушка. — Все понимаю, но…

— Маш, вот поверь: если бы не крайняя нужда, сроду бы не попросил, — вложив в голос всю свою искренность, произнес Ровнин. — И потом — часто это делаю?

— По работе нет, — подумав, кивнула Остапенко. — Ну, так чтобы хватай мешки — вокзал отходит. Ладно, сделаю, жди. И вот еще что: ты тот костюм, в котором вчера был, особо не занашивай. Он тебе очень идет. Настолько, что даже на свадьбу его, пожалуй, можно надеть.

Олег дослушал то, что Маша говорила, после глянул ей вслед и подумал о том, что, возможно, его кто-то сглазил. Ну не бывает же так, чтобы на одного человека за сутки с небольшим столько бед сразу навалилось, причем друг с другом не связанных.

Ждать пришлось долго. Дождь закончился и начался снова, за окнами стемнело, а пачка сигарет, которую Олег только утром купил, начала показывать дно.

— На, держи. — Маша сунула Ровнину стопку листов, подколотых скрепкой. — Чего эти гопники натворили-то? Изнасиловали кого или старушку грабанули?

— Гопники? — уточнил Олег.

— Ну да. Мелкая шпана из Гатчины. Это пригороды Петербурга, если ты не знаешь. Забавно, кстати, выходит. Тамбовские и курские бригады едут в Питер, а питерские, выходит, в Москву. Вопрос — куда тогда наши с тобой земляки отправляются в поисках удачи и славы?

— Я из Саратова, — напомнил девушке Олег, листая бумаги.

— Но ты и не бандит. А вообще эти ребята, похоже, настырные и стремящиеся к успеху, так что по первому серьезному сроку, думаю, им скоро обломится. Да по-другому с таким дядюшкой и не получится. Сто процентов они к нему и приехали, мол — подтяни к движению по-родственному.

— А кто у них дядя? — уставился на нее Ровнин.

— Константин Соколов, — охотно ответила Остапенко, — в народе более известный как Сокол. Эти двое его племянники, один от старшей сестры, другой — от младшей. Вот такой вот