Миттельшпиль - Шеннон Макгвайр

Он смеется, и она смеется, и он садится обратно за стол, и, хотя между ними пока что не совсем полный порядок – его еще долго не будет, – все начинает налаживаться. Мир возвращается на истинный путь.

Экспериментирование

Лента времени: 17:09 PST, 3 сентября 2008 года (шестнадцать дней спустя)

Восстанавливать былую дружбу всегда нелегко. Заниматься этим в первый месяц аспирантуры, когда за каждым углом поджидают новые знания и новые обязанности, практически невозможно. Научник Роджера две недели кряду поручает ему проводить вводные экскурсии по кампусу, снова и снова напоминая, что волонтерство дает определенные привилегии в библиотечной системе. Стоит потерять немного времени, чтобы потом брать любые справочные материалы на дом, не беспокоясь о том, наложены ли на них ограничения. Что касается Доджер, она исследует кампус, находит, где можно безопасно пристегнуть велосипед, изучает, где и чем можно питаться, хотя в основном довольствуется пиццей: это быстро, дешево и дает все необходимые питательные вещества, во всяком случае, если добавить дополнительную порцию артишоков.

И все же они выкраивают время, чтобы встретиться – в «Старбаксе» недалеко от кампуса, или возле библиотеки, или на главной университетской площади. По возможности они избегают прикосновений. Они беспокоятся меньше, чем раньше, меньше переживают, что случится что-то ужасное. Они не говорят о том, как он много курит и какой он худой. Не говорят о ее шрамах и о том, что она слишком быстро гоняет на велике. Впервые со времени их знакомства они чувствуют, что у них есть друг от друга секреты, и это немного больно, но одновременно успокаивает. Значит, все происходит на самом деле.

Через две недели Роджер снова стоит на знакомом пороге и жмет на кнопку звонка. Слышится тонкий звук, словно там, за дверью, его вылетел поприветствовать пчелиный рой.

Дверь открывает незнакомая девушка – невысокая, пухленькая, прекрасно сложенная, с искусно уложенными каштановыми волосами. Она хмурится.

– Чем могу помочь?

– Кэндис, полагаю? – говорит он вместо ответа. – Доджер дома?

Хмурое выражение сменяется озадаченным. Он не похож на математика: нет никаких явных признаков – ни калькулятора, ни гиковатой футболки с математическим каламбуром. Некоторые первокурсники даже таскают с собой антиквариат вроде логарифмических линеек, чтобы им подобные наверняка их заметили. Занимательная форма университетской клановости. Келли – его бывшая с кошкой – писала статьи по этой теме: документировала, как образуются клики среди студентов и старшеклассников.

– Кто-то записал ее на вечеринку для новеньких? – спрашивает она. – Потому что, если ты пришел, чтобы ее сопровождать, подожди, пока я сбегаю за телефоном. Хочу запечатлеть, как она пойдет всеми оттенками красного, пока будет на тебя орать.

– Я не поклонник, – говорит он. – Я лучший друг.

– У Доджер нет друзей, – говорит Кэндис.

– Брат, – говорит Доджер, подходя к Кэндис сзади. Пространство довольно узкое, чтобы в нем можно было разминуться, но Доджер удается ее обойти, причем удивительно элегантно.

Повернувшись к Кэндис лицом, она по-хозяйски кладет руку Роджеру на плечо и говорит:

– Мы собираемся часто видеться, потому что впервые учимся в одном месте. Так что будь полюбезнее. Или, по меньшей мере, не веди себя совсем ужасно.

– Ужасы – это привилегия Эрин, – отвечает Кэндис. – Я не знала, что у тебя есть брат.

– Я кладезь тайн, – торжественно говорит Доджер.

Кэндис качает головой и, сказав: «Приятно познакомиться», уходит прочь по коридору. Роджер удивленно смотрит на Доджер.

– Кладезь тайн? – спрашивает он. – Я думал, слова – моя стихия.

– Можешь разменять доллар?

– Да…

– Ну а я могу время от времени придумывать остроумные фразы. Но обещаю, если мне понадобится что-нибудь перевести с греческого – обращусь к тебе. Какой у нас план?

– Встречи в кампусе – это круто и все такое, но я надеялся, что мы сможем хоть немного посидеть и поговорить. Относительно наедине. – Роджер оглядывается на улицу, затем снова смотрит на Доджер. – Это значит, что тебе нужно меня впустить.

– Да, но, видишь ли, у меня целых две соседки, так что… насколько ты мне доверяешь?

Это простой вопрос. Но после всего, через что они прошли, ответить на него непросто. И все-таки он может дать только один ответ:

– Полностью.

Доджер ухмыляется.

– Отлично. Иди за мной.

Она разворачивается и ведет его через коридор. Роджер идет следом, закрыв за собой входную дверь. Доджер, похоже, нет дела до того, не останется ли дверь открытой нараспашку, но он готов поспорить, что ее соседкам – есть, а он совсем не хочет их злить.

Дверь Кэндис закрыта – по крайней мере, он полагает, что это дверь Кэндис, потому что следующая дверь открыта, и ему видно, что стены за ней исписаны уравнениями, а прямо посреди комнаты стоит кровать. И если это не комната Доджер, он будет глубоко шокирован.

Доджер, не останавливаясь, чтобы познакомить его с местными достопримечательностями, ведет его дальше, к задней двери, за которой старина Билл опять сидит на заборе в ожидании, что кто-нибудь пройдет мимо и обратит на него внимание.

– По-моему, здесь недостаточно места, чтобы мы могли сесть комфортно, – говорит Роджер.

– А мы и не собираемся здесь сидеть, – сообщает Доджер. – Закрой дверь, чтобы Билл не проскочил.

Она тащит стремянку от забора к стене. Роджер делает, как ему сказано, и с нарастающим трепетом наблюдает, как она раскладывает стремянку и приставляет ее к стене здания. Стремянка не достает до верха. Зато достает как раз до основания старой ржавой пожарной лестницы, прикрученной прямо к крыше.

– Вперед, – говорит Доджер и лезет наверх.

В их паре именно ей всегда нравился риск. Когда Роджеру понадобилось освоить езду на велосипеде, он заранее знал, чего делать не следует: этому способствовали наблюдения за многочисленными падениями Доджер. Также она гораздо лучше умеет оценивать риски. Когда она говорит, что что-то безопасно, обычно это значит, что так и есть, потому что она уже все проверила и вычеркнула действительно опасные варианты. Он со вздохом ставит ногу на первую ступеньку.

Это далеко не самая устойчивая конструкция из тех, по которым ему приходилось лазать. И ей далеко до самой устойчивой конструкции из тех, по которым на его глазах лазала Доджер, так что через пару ступенек он останавливается и смотрит, как она перебирается на привинченную лестницу (он примечает, где и под каким углом она делает перехват), переступает через край крыши и исчезает. Затем снова показывается ее голова, на лице сияет улыбка.

– Ну? – спрашивает она сверху. – Ты идешь?

Роджер медлит. Роджер спускается на ступеньку вниз.

– Еще нет, – отвечает он.

Улыбка Доджер увядает, воодушевление сменяется замешательством. Порой, когда они вместе, у него