Бремя власти IV - Иван Ладыгин

губах играла удивительно светлая, почти мальчишеская улыбка. — Ведь он на нашей стороне! И я рад служить ему до последнего вздоха! Разве это не чудо? Чудо, явленное нам, недостойным!

Он взметнул свой посох, и ослепительный столб священного огня испепелил целую группу гулей, рванувших к ним через свежий пролом.

— А теперь к бою! — крикнул Павел. — Война еще не окончена! Вперед, к Цитадели! За Империю и Императора!

И они вместе устремились сквозь гигантскую завесу пыли, в зияющую пасть пролома, навстречу сердцу вражеской твердыни…

Глава 20

«Когда Добро бессильно, оно — Зло.»

О. Уайльд

Я стоял на капитанском мостике и впитывал картину апокалипсиса всеми фибрами израненной души. Не было другого слова, чтобы описать это.

Куда ни глянь — бой. Не сражение, не битва, а именно ад, сошедший на землю. Силы Мрака волна за волной разбивались о хрупкую стену человеческого мужества. Небо было исполосовано багровыми и фиолетовыми всполохами магии, выжигающей воздух, оставляющей после себя вкус крови и пепла.

Земля под ногами сражающихся плавилась и превращалась в стекловидную, дымящуюся корку, в которой застревали сапоги и копыта. Реки крови — алой человеческой и черной, маслянистой демонической — сливались в единые, зловонные потоки, образуя небольшие болотца смерти. Крики, стоны, предсмертные хрипы, лязг стали о кость, рев моторов паровых джипов и оглушительные залпы орудий создавали оглушительную, безумную симфонию. Горы трупов — людей, коней, тварей — устилали подступы к главной цели, как жуткое подношение.

К Чёрной Цитадели…

Монструозное сооружение, казалось, было выросшим из самой преисподней. Стены из спрессованных костей и живой, пульсирующей плоти дышали, истекали слизью и кровью. Из ее центра в небо била спираль чистого бездонного мрака. Портал класса «Икс». Тот самый, что считался незыблемым. Тот самый, что пожирал свет и надежду всего человечества в этом мире…

Воздушный флот Империи, наша гордость и надежда, посланный как отвлекающий маневр, уже лежал на земле грудами обугленных, искореженных обломков. Я видел, как дирижабли, объятые зеленоватым пламенем, камнем рухнули на свои же войска. Корабли расстреляли лучами сконцентрированной скверны, едва они приблизились к стенам. Они горели, как падающие факелы, и падали.

По «Соколику» палили из всех чудовищных орудий цитадели. Лучи мрака, сгустки плазмы, костяные ядра, взрывающиеся ливнем осколков. Каждый удар отзывался в моих костях. Я приказал Аль-Ахмару выжать из нашего контракта все до капли. Огненный джинн, парящий рядом с бортом, подобный древнему божеству войны, возвел вокруг моего корабля мощный, многослойный защитный купол, сотканный из древней магии Ифриттов и его собственной титанической воли. Он трещал, звенел, покрывался паутиной трещин под ударами, но держался. Мы, как осажденная, раненная крепость, стремительно неслись сквозь адский огонь к единственной точке — к точке над внутренним двором Цитадели. К эпицентру этого безумия.

В какой-то момент, оторвав взгляд от картины всеобщего уничтожения, я перевел его на Валерию. Она стояла у поручней, вцепившись в них так, что костяшки ее пальцев побелели. В другой руке она сжимала свой клинок, но хватка была какой-то безжизненной. Ее взгляд был пустым и уставшим. Она смотрела вниз, на это месиво из крови, огня и кишок, но не видела ничего. Ее лицо, обычно такое живое и выразительное, мгновенно посерело. Губы были плотно сжаты в тонкую белую ниточку. Потом ее плечи свела судорога, она резко наклонилась над поручнем, и ее вырвало. Спазм был таким сильным, что ее всю затрясло.

Мое отрешенное и холодное «я» тут же выдало безжалостный диагноз. Шок. Психическая перегрузка. Слабость. Ей нельзя было сражаться в таком состоянии. Она была ненадежным элементом в системе. Слабым звеном. Попусту погибнет и создаст проблему для других.

Без единой мысли и чувства, я подошел к ней и тихо обнял за плечи. Жест должен был выглядеть ободряющим, поддерживающим. Она не сопротивлялась, не отшатнулась. Просто обмякла еще сильнее, уткнувшись лбом в мое плечо. Я ничего не чувствовал. Ни жалости, ни тревоги, ни тепла. Лишь холодную констатацию факта: «объект требует стабилизации для повышения эффективности миссии».

Я решил влить в нее толику целительной энергии. Просто чтобы привести в боевое расположение духа. Я положил ладонь ей на спину, между лопаток, туда, где проходил энергетический канал, и отпустил тормоза. Тонкий сконцентрированный ручеек солнечной силы должен был хлынуть в ее истощенное тело, как глоток крепкого кофе.

Но вместо ожидаемого русла я наткнулся на что-то невероятное.

На какой-то странный и ослепительный свет! На маленький, но невероятно плотный, яркий и стабильный сгусток чистой, незамутненной жизни, пульсирующий где-то глубоко внутри нее, в самом нутре. Он был похож на крошечную, только что загоревшуюся звезду, затерявшуюся в тумане ее изможденного духа. Он был жив. Он был нов. И он был полон безграничного потенциала!

Любопытство взяло верх. Я потянулся к этому свету, желая изучить его, сканировать, понять его структуру и происхождение. Это было похоже на то, как хирург проводит зондом по незнакомой ткани.

И меня отбросило.

Словно кувалдой ударили! Причем, не по телу, а по самой сути. Волна чистой, животворящей энергии, теплой и ошеломляющей, ударила в мое ледяное сознание. Я отлетел к противоположному поручню, с трудом удержавшись на ногах. Из носа хлынула струйка крови. Теплая и соленая…

Валерия в шоке обернулась, ее глаза расширились от страха и полного непонимания происходящего.

— Николай⁈

А я… Я просто обомлел. Дикая и невозможная мысль молнией пронзила мой пустой череп…

Она была беременна.

Она вынашивала моего ребенка.

И этот ребенок… эта крошечная, только формирующаяся душа… она ощутила мое ледяное, бездушное и аналитическое прикосновение. И ответила… Простым чистым и мощным импульсом жизни. Прикосновением. Ты не чужой. Ты свой. Папа…

И в этот момент что-то щелкнуло у меня… Прямо за грудиной, в том самом месте, где все это время зияла пустота, оставленная Спящим. Мозг обожгло раскаленной лавой. Целой вселенной чувств, хлынувших обратно в мою окаменевшую душу, смывая слои льда и праха!

Сопряжение двух душ — моей, древней, искалеченной, повидавшей крушение империй и смерть богов, и этой, новой, сияющей, непорочной — не прошло бесследно… Оно стало катарсисом.

Я уже знал… Я видел ее всем своим существом, каждой вновь ожившей клеткой. Девочка. Платиновые волосы, доставшиеся от матери. Янтарные глазки — мои, но более теплые, живые. Хитрый, умный, озорной взгляд, в котором читалась беззвучная, но отчетливая улыбка. Она словно материализовалась передо мной на мгновение, щелкнула меня по носу и рассмеялась. Мол, папаша! Что за дела? Почему ты такой бесчувственный, а? На! Держи обратно часть моих душевных сил! Хватит